Кузьминский строго отреагировал на федоровскую развязность: погрозив убедительным указательным пальцем, надавил мрачным голосом:
- Ой, смотри у меня, путчист Федоров!
- Я - не путчист, - быстро возразил Федоров.
- Ты - хуже. Ты - адепт Константина Леонтьева.
- За убеждения не судят.
- А за участие в вооруженном заговоре?
- Никто еще не доказал, что я в нем участвовал.
- Хочешь докажу?
- Имеет ли смысл? Все прошло уже, проехало. Августовский путч все на себя взял. Наше старье и не вспомнит теперь никто, - находя доводы, Федоров потерял бдительность, рассуждая вообще. А Кузьминский в тех делах, наоборот, на всю жизнь запомнил частности. От этих воспоминаний он слегка поскрипел зубами и решил вспомнить вслух.
- Я вспоминаю, Митька. Часто вспоминаю. Как ты меня сапожками топтал, норовя ребра сломать, как ты, смеясь, в харю мне плевал, как искренно ликовал, что я в таком дерьме и унижении. Так что за всех не ручайся.
Федоров не столько слушал, сколько смотрел на личико визави, прямо-таки на глаз заметно налившееся гневной темно-бордовой кровью. Ох, и страшно стало Федорову.
- Я тогда пьяный был и как бы дурной... - быстро заговорил он, но Кузьминский, мутным взглядом остановив его, продолжил воспоминания:
- Я-то помню какой ты тогда был, клоп недодавленный. Не будешь мне служить - раздавлю до конца. - От избытка переполнивших его чувств он хлюпнул носом и без перехода приступил к светской беседе: - В Дании-то тебе хорошо жилось?
- Хорошо, - горестно от того, что сейчас очень нехорошо, подтвердил Федоров.
- Чего ж вернулся?
- Соскучился.
- По кому же? По Ваньке Курдюмову?
- Если по нему, то в самую последнюю очередь.
- Ты когда его видел, Митька? Здесь уже, в Москве?
- А ты считаешь, что я его в Дании видел?
- Ага, считаю.
- Обеспокойся, Витя. Тебя стали часто посещать бредовые мысли.
Каблуком тяжелого своего башмака Кузьминский под столом безжалостно ударил по мягкому носку федоровского ботинка. По пальцам то есть. Федорова передернуло, как в болезни Паркинсона, и он беззвучно заплакал. Медленные чистые слезы поползли по его щекам. С удовлетворением глядя на эти слезы, Кузьминский повторил вопрос.
- Так когда же ты видел Курдюмова?
Иностранец Федоров потянул носом, проглатывая разжиженные слезами сопли, и ответил честно.
- Ровно неделю тому назад.
- Где?
- Он мне свидание на Центральном телеграфе назначил. И заставил от своего имени телеграмму в Женеву отправить.
- Содержание помнишь?
- "Операции блока 37145 разрешаю. Федоров", - четко ответствовал на вопрос Федоров.