Чердак замолчал, немцы теперь стреляли из окон первого этажа. Дверь в подъезд была выворочена и держалась на одной петле. Можно перебежать улицу, зайти, и гранатами, гранатами.
Заработал ППШ Кириллова. Остатки стекла сдуло из рам. Огневые точки фашистов перемещались, Бардин пытался определить последовательность. Патронов не много, нужно наверняка. Вот силуэт! Бардин выстрелил. Вроде попал. Пришла в голову мысль: «Снайпера – отродье лихое, однако дело свое знают».
А в это время с той стороны, откуда пришли красноармейцы, послышался звук мотора. И характерный хруст траков по мостовой. Танк. Ырысту на слух определил: наши, ИС-2, точно. От этого ИС хотя бы польза, вреда уж точно нет. А Кириллов подумал: что ж так долго, нас чуть в лучший мир не оформили.
Под прикрытием тяжелого танка бежали бойцы. У места перестрелки они рассредоточились. Дуло танка направилось на дом. Сейчас как даст!
Но не понадобилось. Белая тряпка показалась в окне. Бой утих, стрельба – на паузу.
И стоило тогда стрелять, подумал Ырысту. На что надеялись? Желание жестокости, последний всплеск мести за рейх?
Из проема двери медленно вышел высокий фашист. Как вечный призрак беззаконного зла, был он прозрачный, худой, и человеческий череп – символ СС – серебряной точкой блестел на фуражке. Вздутыми венами взбугрилось лицо, взгляд в никуда и тонкие руки вскинуты вверх. Медленный немец, без двух минут мертвый, без всяких сомнений – Ырысту это чувствовал – был убежден в своей правоте. Ему не хватило, не повезло, но эсэсовец сделал все, что возможно. Другие закончат. Бардин встречал таких, видел таких в прицеле. Их можно ненавидеть. Даже нужно. Но стоит отдать им должное – верные слуги идеи, солдаты своих, пусть и ложных, но убеждений.
За высоким вышел второй. Тот был мало похож на арийца – круглолицый, седой, кривоногий. Китель седого расстегнут, ремня нет, широкая часть галифе надорвана, свисает лоскутом. Руки за головой, смотрит себе под ноги.
Бардин вылез из укрытия.
– Поди последние, – голос Кириллова за спиной.
– Как знать, – ответил Ырысту, не оборачиваясь. Последние здесь? Или вообще?
Фашисты стояли, к ним осторожно, держа оружие наготове, подходили красноармейцы, и Жорка – в первых рядах.
Бардин и Кириллов двинулись к ним. Надо же посмотреть, кто такой день хороший испортил.
– Нихт шиссен, – промолвил высокий. Без страха, без мольбы, будто делая одолжение.
– Нышьт шиссен, – сказал седой, не поднимая глаз.
А Жорка набросил автомат на плечо и заорал что-то вроде: попались, сукины дети! Ща казнить вас буду, демоны!