В густой тени не засыпала мошкара, она норовила попробовать на вкус закрома бардинских ноздрей, и тому приходилось возить губами по зубам, двигая кожу лица, чтобы отгонять настырный, гудящий гнус. Петрик возбужденно ходил взад-вперед, вытягивал шею и вслушивался.
Шум машины приближался. А вскоре послышалась дробная стрельба. Кто кого, подумал Ырысту, мне-то что? Украинские националисты меня, разобравшись, грохнут. Советские интернационалисты – тоже, свои долго думать не будут, не та ситуация. Они уже шьют, как Жорка предупредил, похищение секретных сведений. А я никаких военных тайн сроду не знал! Мечников, старшина приворовывал, так это не тайна. Кто у нас не подрезал чего-то? Но раз повесили сей факт на вовремя сбежавшего снайпера, трудно будет оправдаться. Как оправдаться? Расклад недоступный и необъяснимый. Разве жители городов, рабочие, призванные на фронт от станка, или деревенские фанаты колхозов и пятилеток поймут? Как объяснить непреодолимую тягу в родные края? Такую тягу, которая перебила присягу и долг? Алтай! Алтай манил прохладными вершинами, прозрачно-вкусным небом, одеялом-домом. Но решат – если задержат – решат, что злой умысел. Как Войцех сказал: в лучшем случае – лагерь. Тогда нужно подружиться с хохлами – полицаями. Здесь – шанс.
Петрик матерился на местном диалекте, что не отличалось от ругани по-русски. В крайнем случае, на матах завсегда объяснимся, подумал Ырысту.
Эхо боя побилось в лесу, как птица в силке, и стихло. Петрик отвязал бечеву от ног Ырысту, поднял его с земли, накинул конец веревки ему на шею и подтолкнул к зарослям орешника, продравшись через который, пройдя по следам, они через десять минут оказались на заброшенной, поросшей травой просеке.
Здесь стояла «полуторка» с тентом над кузовом, из которого хохлы выгружали разный скарб. Толстый бандеровец примерял маскировочный халат, с трудом сходившийся на выпуклом пузе. Кудрявый стоял поодаль, недовольно крутил серебряную пуговицу кителя.
У грузовика спиной к колесу сидел русоволосый молодой человек в советской форме с погонами старлея, на которой проступили пятна крови. Сырый стоял рядом, поигрывая ножом.
– Усе, – кто-то крикнул из кузова. – Тильки одижа!
Сырый раздраженно обратился к раненому, тот сдерживал стенания, но неудачно – стон прорывался сквозь сжатые зубы. Подошел кудрявый и тихо задал вопрос старшему лейтенанту. Ырысту только сейчас заметил в кабине убитого водителя, упавшего головой на руль, его пилотка почему-то не слетела с головы. Сырый приставил нож к глазу старлея. Знакомо-знакомо, это у него любимый трюк.