Розовая шапка с помпоном съехала набекрень, волосы спутались, превратившись в сосульки. На овальном лице обозначилась подозрительно блаженная улыбка.
Грудь человечки часто вздымалась, дыхание вырывалось хриплым, но она продолжала прижимать к себе, пытаясь спрятать под куртку малыша ираи, будто он мог замёрзнуть. С таким-то мехом…
Ишида вновь стал человеком и опустился на одно колено.
В тусклых, поддёрнутых предсмертной пеленой тумана, глазах человечки не было страха. Не было вины, не было раскаянья. Только восхищение. Восхищение им: змеем-драконом.
– Я… я боялась… малыш погибнет, если останется один, – выдавила она сипло, доверчиво протягивая пищащего медвежонка. – И попросила вашу кошку… кхм… привести помощь, – бледная улыбка предназначалась танаки.
Так вот отчего оборотень так волновалась. Многое стало понятно. Человечка тоже стала жертвой охотников. Хотя мысль о том, что она пыталась спасти чудовище ценой собственной жизни не желала укладываться в голове.
… но кровоточащая рана в боку этой женщины свидетельствовала именно об этом.
– Вы… вы мне поможете? – хриплый, полный боли полустон и нотки слабой надежды в утомлённом голосе.
Никто умирать не хочет, но тем не менее, сожаления о содеянном в глазах человечки так и не появилось. И даже, если сейчас Ишида встанет и уйдёт, она ни о чём не пожалеет. В ту минуту – спасение медвежонка для этой женщины было на первом месте. Главнее всего. И в этом… они очень похожи. Ишида такой же…
– Ар… гр… р-р… – нечленораздельно выдал он и раздражённо поморщился. Сто лет не говорил на человеческом наречье. Даже охотников убивал молча, не о чем с ними беседы вести… – Не бой-с-ся, – прошипел, подобно змее и перехватил заметно притихшего медвежонка под мышку.
– Я не боюсь… – от искренней открытой улыбки в груди что-то ёкнуло.
Это было так неожиданно, что рука Ишиды дрогнула. Сила полилась непроизвольно, волнами, расплёскивалась вокруг, почти не попадая на рану.
«Это чертовски странно…» – подумал он, для себя решив, что сначала следует вытащить женщину из снега и отнести в своё логово, а затем уже лечить. Да, это была здравая мысль.
Танаки довольно махнула хвостом, обернулась пумой и скрылась меж тёмных стволов деревьев…
– Что за холод собачий? – пробормотала недовольно, пряча нос в вороте пуховика.
Не люблю зиму. Холодно. Темно. Уныло. Да и за что её любить, если я с работы возвращаюсь всегда дворами, а это страшно, скажу я вам. Мало того, что у меня бурное воображение и от любого шороха, сердце выпрыгивает из груди, так ещё мерещится всякое.