Сани, оставленные у подножья горы, были крепко примотаны к буксировочному крюку снегохода, и как только парень отправился на запад в сторону леса – сани последовали за ним. Резко сбрасывая скорость, Айзек постоянно бил санями по пластиковому крылу над гусеницей, которое закостенев от старости вскоре отвалилось под градом ударов. Парень глядел на это и ему становилось страшно за свою жизнь, ведь он никогда не мог понять, кого дед любит больше, его или снегоход.
Ветер, некогда спокойный по ночам, со всей злобой бил в маску юноши, срывая с него то шарф, то капюшон. Но это незабываемое ощущение свободы, которое испытывал Айзек, перекрывало все негативные ощущения, что он испытывал. Никогда в жизни он не ездил на этой штуке так далеко. Старик запрещал брать ее, и никогда не брал на охоту сам. Эта реликвия просто хранилась у него, как знак былой роскоши. Древние люди перемещались именно так, без трудностей ходьбы по высоким снегам. Но сейчас! Сейчас парень мчался через поле, которое он преодолевал часами и уже видел чернеющий впереди лес, хотя прошло от силы пару минут. Айзек то ускорялся, то тормозил, чтобы почувствовать на себе эти невероятные перегрузки. Он впервые чувствовал скорость. Впервые столкнулся с такой невообразимой силой, что толкала его вперед, не требуя ничего взамен. Никакой усталости, никакой одышки, даже пот с лица вытирать не нужно. Единственная мысль крутилась в голове молодого охотника: «Вот бы всегда путешествовать так».
С трудом проехав через опушку, снегоход остался стоять у деревьев, на кромке плотных зарослей. Сани было легче дотащить вручную до туши, передвигаясь в таких неудобных условиях. Отцепив их от техники, Айзек бросил мешок с инструментом в сани, вновь взвалив веревку на плечо. И снова за старое: он волок сани меж деревьев, пыхтел, вытирал время от времени пот и поглядывал в тепловизор. Ноги тонули в снегу, но он шел по своим старым следам, оставленным несколькими часами ранее. Хоть он и подмечал, что передвижения без старика стали намного быстрее, но теперь он не чувствовал себя в безопасности.
Всю ночь Айзек шатался за монстром по лесу, шел до дома за снегоходом, ехал обратно. Целая ночь без минуты покоя, не говоря уж о том, что и весь световой день до этого он провел в пути. И даже сейчас, когда небо начало менять цвет, он все еще тащит сани к туше мертвого, как он надеется, животного.
Монстр, на самом деле был мертв, но его тушу уже потрошили лесные псы, да кровожадные птицы. Птицами этих существ назвать было трудно: то ли шерстяные, то ли пернатые мелкие звери, что сидят на ветках и ждут, когда какая-нибудь тварь подохнет у них на виду. Если с псами все было понятно, то крылатые подтянулись слишком рано. Они практически не ели плоть, предпочитая разбивать кости своим длинным клювом и маленьким языком доставать мозг из кости. В отличие от собакоподобных, эти заметили Айзека и пристально смотрели на него, сидя на окровавленной голове туши. Близко посаженные черные глаза блестели в рассветном мраке, но было понятно: теперь они следят за парнем, в надежде, что их пир будет длиться долго.