Увидели на улицах вооруженных солдат. Говорили, что военным поступила команда готовить операцию по задержанию Ельцына на его даче в Архангельском. Спецназ оцепил его место жительства, но почему-то команды на задержание не поступило. Спецназ блокировал Белый дом, куда перебрался Ельцин и его сторонники.
Запертому путчистами во время отдыха в Форосе Президенту СССР Горбачеву удалось вылететь в Москву вместе с Раисой Максимовной. Он вышел из самолета бледный и растерянный.
Мои соратники преобразились, услышав отчаянно смелую речь Ельцина с обращением к гражданам России: «Мы считаем, что такие силовые методы неприемлемы. Они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохе холодной войны и изоляции Советского Союза. Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый комитет (ГКЧП). Соответственно объявляем незаконными все решения и распоряжения этого комитета».
Потом увидели знаменитого музыканта Мстислава Ростроповича. Спешно вернувшийся из-за границы, сбежав от родных, он появился в Белом доме вместе с защитниками Белого дома с автоматом в руках. Со слезами на глазах услышали его слова: «Какое счастье присутствовать здесь при переломе событий! Я посмотрел на этих людей в их глаза, и понял: теперь Россию не может победить никто. И то, что я увидел, мне дает силу жить».
По призыву Гайдара по телевидению мои соратники решили идти к Белому дому на защиту новой власти.
В море разлившихся по улицам людей – наверно, больше миллиона, кто-то восторженно спрашивал:
– Это новая революция?
– Нет, это потому, что разрешили.
____
Жена встала перед дверью:
– Не пущу! Там будут стрелять.
Я на дух не принимал путч, возвращавший к угнетавшему прошлому, и решился пойти на историческое событие – защиту Белого дома. Но колебался, не потому, что боялся массового расстрела. Если пойду защищать Белый дом, узнают участники нашего Движения и оно развалится, в нем и так разброд: одни тянут назад, к установлению порядка железной рукой, а другие требуют свободы. Я, как Горби, хотел охватить в объятиях всю пеструю профессуру и примкнувших к ней, чтобы идти к единой согласованной цели.
Или не верил, как верили все мои соратники, что это историческое событие будет реальным переломом эпохи? Только в голове раздавалась грозная поступь шагов командора, который сметет «души прекрасные порывы» людей с хорошими глазами. И никакие сегодняшние события не повлияют на эти шаги.
Позже я понял, что меня мучает совесть, и будет мучить до конца моих дней.