В офисе исполкома критик Толя Квитко вскакивал со стула, припадая на левую ногу.
– Впереди – союз суверенных республик! Националисты не хотят понять, что по отдельности на мировом рынке никто не нужен. Экономика, наука и практика продиктуют свои жестокие политические решения.
Лицо Гены Чемоданова было розовым от возбуждения.
– Социализм отступил в тень, на капремонт! Есть опасность распада империи нецивилизованно, и исполнение идеи особого русского пути, что будет трагедией России. Истоки – в принятии князем Владимиром православия – восточно-византийского варианта христианства. Моральные критерии неприменимы к прошлому (Петр был первый большевик), а только к настоящему, когда уже есть выбор. Тупиковость особого пути – в русской философии начала XX века, не оригинальной, а пережевывающей мировую, не выходя за рамки православного резонерства. Выход – в преодолении этого религиозного сознания.
Автор боевиков Костя Графов сомневался:
– Новая система будет другой, а не лучшей (кому-то будет лучше, кому-то хуже). Возобладает идея особого русского пути.
Я был подавлен. Да, мы зовем куда-то, к жертвам ради большого и прекрасного. А человек измотанный – хочет иллюзии, чего-то легкого, и не хочет жертвы.
Толстый Матюнин, бывший комсомольский вождь и приятель молодости, как-то странно обозлился:
– Советская власть – неизбежное оформление общественного недуга. Русская интеллигенция принесла на плечах Ленина. Запад – предатель, не раз предавал Россию. Суть их демократии – предательская. Для Запада благоприятно то, что происходит с нами. Огромный рынок для сбыта их продукции. Мы вновь для них – мишень для экспериментов. При реформах нужна крепкая власть. Нынешние предприниматели богатеют на фоне обнищания масс.
Соратники были возмущены его словами, шумели. Я только сейчас увидел, что он внутри – чужой.
Диссидент Марк, по обыкновению, едко брюзжал:
– Нам уже не грозит новый путч. У номенклатуры от КПСС нет общеполитической идеи. Военные и ГБ деморализованы. Идея восстановления империи? Чего ради? Это невозможно. Некому, да и нет огня, былой пассионарности в народе. Плебс? Но за кем пойдут, кто будет «тверд»?
Батя вдохновенно поднимал руки:
– Это мы, «новая общность», некомпетентная, привыкшая к халяве, живущая собой! Разве во мне, в нас всех – не это? Презрение к ближнему, нелюбовное отношение к окружающему, равнодушие.
– В тебе привычка к халяве есть, – дразнил его Коля Кутьков. – В нас – нет.
А что делать? – размышлял я. – Одни машинно рассчитывают ходы, забывая о живом человеческом, другие, якобы, в заботе о человеке прячут страх и надежду на спасение в привычном.