Мы ржали над графом Батей.
Расходились окосевшие. Размахивая бутербродом, Байрон хлопал меня по плечу свободной рукой:
– О, я тебя уважаю. В тебе что-то есть.
____
Я доехал до Щелковской, пролетел свою остановку, сошел у кинотеатра «Владивосток». И, плача и рыдая, пошел домой пешком. Ой, плохо было.
Дошел до дома, все спали, и бухнулся в постель.
Утром твердо решил: что ж, пора приниматься за дело, за старинное дело свое. Оказывается, не выпивши – не исправиться. Ибо в похмелье видишь себя подонком, а это уже путь к исправлению.
Катя грустно сказала:
– Ты равнодушен к людям. А надо помогать им, заботиться – это воспитывает, и ты бы перестал быть чужим.
Я старался не дышать на нее.
Пришел на работу с тяжелой головой.
Прохоровна глянула встревоженно.
– Голова болит, – помотал я головой. – Нет, после попойки… А дома что было… Ведь ничего, аккуратно себя вел. Только, кажется, ночью тещин халат надел и лег в нем. Всего лишь. Только-то…
Прохоровна залилась смехом.
– Дайте взаймы. Жена утром выгребла все из карманов, мол, нечем покупать продукты. Дала пятак на дорогу, мол, не пожрешь – ничего не случится.
– Ха-ха-ха!
Это на работе – настроение заданное. А дома – то, что реально есть: мысли, что все это зря, и придется разводиться, и что она делать будет, бедная, подкрашиваться, думая о другом.
Прохоровна рассказывала:
– Мы с мужем были на дне рождения. Он обычно сидит в углу и наблюдает скептически, не пьет – нельзя. Ну, а тут вдруг пить начал. Я веду себя вольно, пью сколько надо. Попросили молоденькую сбацать танец по-современному. Та смерила взглядом публику – все старые. Тогда мой муж сорвался к ней, и как пошел плясать! Туфли у него французские, с загнутыми носками. Никто не знал, что он танцовщик. И вот, когда он стал доставать лысиной паркетный пол, вдруг упала ваза с салатом. И, с салатным задом, как ни в чем не бывало. Тогда приборы убрали, так как он предупредил: "Если из-за разбитых рюмок ворчать будете, опрокину стол!" Я потом: "Чего это ты?" "А что ж! Понял, что с этой жидовней не повеселишься".
У нее в тоне уже не было тайного стыда, словно стала относиться к мужу-коротышке иначе.
На работе все было, как обычно.
Лариса рассказывала о поездке в ГДР (у нее зять в управлении кадров МИДа прислал вызов в министерство, она срочно вступила в партию. «Хоть отдохну там, замучилась. Только о сыне беспокоюсь»). Была там-то и там-то. Чистота, урны подвешены, киосков с мороженым и прочим нет, все подают в барах. Вход в бар стоит дорого. Сигареты – восемь марок.
– Говорила с чехами. Они: вы оккупанты, все отрицают (что наших убивали), мол, все это выдумали коммунисты.