– О, сколько мне открытий чудных день готовит! – насмехаясь, напел он. Запустил пальцы в волосы Киры и, прижавшись грудью к её плечу, притянул к себе и голову. То, как она мысленно шипит, выгибаясь, точно кошка, заставило плотоядно улыбнуться. – Знаешь, если бы ты не вырвалась, я бы, может, и внимания не обратил.
– Может? – хмыкнула Кира, и Макс податливо кивнул.
– Ладно, вру. Обратил бы. Слишком выраженный контраст. Сбитые костяшки у такой нежной, ухоженной особы… Объяснишь?
– А разве я должна тебе что-то объяснять?
– Я знатный фантазёр, сладкая. И если ты не объяснишь, могу себя накрутить так, что ни о каком доверии не будет и речи.
– Нечего объяснять. И костяшки вовсе не сбиты!
– Очень интересно, продолжай.
– В детстве… я никогда не носила перчатки. Не мёрзла.
– Горячая кровь – это хорошо.
– Вот только кожа на костяшках очень тонкая и от ветра и холода часто трескалась. Я не мечтала о свале красавицы, мне это было ни к чему! Существенных трудностей это не приносило, а огрубевшая кожа с лёгкостью затягивалась под действием заживляющей мази.
– Мало и очень сомнительно. Убеди меня. – попутно пробормотал Макс.
– Профессия врача предусматривает стерильность. Особенно тщательно следует заботиться о чистоте рук. Мыло с противомикробным эффектом сушит кожу, а антисептики, которыми приходится обрабатывать руки перед операцией, её и вовсе начисто уничтожают. Дерматит – мой частый компаньон. Чтобы хоть как-то защититься, я покупаю для себя медицинский спирт. Практика показала, что к коже он более щадящий. И обязательно смягчающий крем. Таким образом можно избежать осложнений, но что-то исправить не выйдет. Из-за частых микротрещин кожа зарубцевалась и стала грубой. А дёрнулась я потому, что любое несовершенство заставляет меня чувствовать себя неуверенно. Достаточно убедительно?
– Ты умница. – пророкотал Макс, прижимаясь губами к её голове. Он улыбался. Он был доволен. – Но я хочу знать о тебе всё. – бросил он слова с вызовом и отпустил Киру, позволяя переварить эту новость.
И так продолжалось изо дня в день. Макс испытывал, а Кира поддавалась. Она играла в покорность и со своей ролью справлялась откровенно плохо, он же делал вид, что этого не замечает. Спускал одну её оплошность за другой. Демонстрировал жёсткость на грани жестокости и тут же раскованно улыбался, оповещая о готовности зализывать любые раны. Он задавал тон, а Кире не оставалось ничего другого, как подстраиваться под непредсказуемый нрав. Она делала это, скрипя зубами, а Макс жадно впивался ей в губы всякий раз, когда хотел отвлечь.