— Просим на разговор, начальник ждёт.
Сенатор передёрнул плечами, одёрнул чиновничий мундир и, гордо подняв голову, предварительно всё же постучав, вошёл в кабинет. Керенский его ждал, стоя у окна и высматривая там неизвестно что. Он обернулся и Блюменфельд сразу наткнулся на пронзительные, почти такие же как у него, карие глаза.
Эти глаза с нескрываемым интересом уставились на вошедшего, пытаясь залезть ему в душу, в по-настоящему еврейскую душу. Блюменфельд ощутил, что этот человек совсем не тот, о котором он слышал, совсем не тот.
Сенатор не был дураком, он прекрасно разбирался в людях, но от этого холодного пронзительного взгляда, которым как через микроскоп пытались рассмотреть, что у него творится в голове, становилось не по себе.
Керенский явно много знал, и много нелицеприятного именно о евреях, это чувствовалось. Также чувствовалось, что он не даст себя использовать в своих целях и ко всем относится чисто утилитарно, ориентируясь на их моральные и деловые качества. И о евреях он знал нечто, о чём не догадывался и сам Блюменфельд.
— Мне сказали, что вы меня ждёте для ответственного разговора.
— Да, — Керенский отошёл от окна к столу и уселся в кресло.
— Присаживайтесь, эээ, — Керенский заглянул в листок, лежащий перед ним на столе, — Герман Фаддеевич.
— Благодарю! — сенатор отодвинул стул от стола и присел на него.
— Я вас вызвал, выбрав среди сотни других людей, с единственной целью.
Керенский сделал паузу.
— С какой? — вежливо поинтересовался сенатор, желая подыграть ему.
— Хочу вам предложить должность в правительстве.
— Весьма вам обязан, но мне хотелось бы узнать, с какой сферой деятельности она связана? Судя по моему юридическому образованию и вашему, вы хотите мне предложить должность товарища министра юстиции.
— Вы почти угадали, но берите выше, намного выше.
— Я боюсь угадать, неужели вы хотите предложить мне должность министра юстиции?
В ответ на это Керенский загадочно улыбнулся и со странным выражением на лице ответил.
— Нет, вы не угадали. Ещё выше…
— Но, — растерялся Блюменфельд, чувствуя себя не в своей тарелке, — куда уже выше?
— Я вам предлагаю стать Председателем Временного правительства.
— А… Вы шутите?
— Нет, ничуть, — и Керенский снова улыбнулся, на этот раз его улыбка показалась сенатору по-настоящему чудовищной.
— Но я же не участвую в политической жизни и вообще, я простой обыватель.
— Ну и что? Князь Львов тоже не занимался политикой и мало чем отличается от обычного обывателя. Сейчас вот собирается в монахи уйти. Шутит, наверное, но в каждой шутке завсегда есть и искорка правды, не так ли, сенатор?