— Видишь? Худшее прошло, — говорит Грис, повторяя слова матушки.
Я хочу ему верить, ведь моя жизнь почти вернулась к норме. Я соглашаюсь прийти на банкет матушки, назначенный на следующий вечер.
Я прохожу по галерее, синее платье шелестит по сияющему паркету, мои волосы разделены по центру и завиты по бокам головы. Мне хочется посмотреть на свое отражение в витражных окнах — вряд ли я узнаю себя в этом наряде, будто придворная — но я не смотрю. Я — алхимик, в первую очередь, и как только мы с Грисом продолжим готовить лекарства, все вернется на места. Даже лучше, ведь мы сможем помогать тысячам людей из-за того, что Теневое Общество управляет городом.
Банкетный зал такой яркий от позолоты, что я щурюсь, проходя в двери. Золотые розы и лозы покрывают стены и лепнину, пересекаются сверху, сияя. Замысловатые люстры бросают бронзовый свет свеч, и гобелены украшают стены. Невозможно длинный стол уставлен желтыми кубками и тарелками, полными слив и семян граната, косули и пряного осетра.
— Разве это не мечта? — Маргарита опускается на стул рядом со мной. — Даже утварь с камнями, — она поднимает вилку с рубином, как скипетр, и использует его, чтобы указать на стул с другой стороны от меня, во главе стола, где будет сидеть мама. Я встаю и пересаживаюсь, не возражая. Я не хочу сидеть близко к матушке и Лесажу.
Банкет начинается, и я нападаю на клубнику со сливками и утиное конфи, надеясь, что богатая еда заполнит рану, гниющую внутри меня. Но все на вкус как пепел, и мой аппетит угасает, когда Фернанд изображает последние мгновения короля вместе вином, стекающим из его рта, будто пена. Звучат тосты и смех, но, к моему удивлению, матушка и Лесаж не участвуют в этом. Они увлечены тихим разговором, лишь порой поглядывают на стол.
Когда приносят десерт — тарталетки с грушей и пудинг с хурмой — становится понятно, почему они были отвлечены. Как только мадам де Монтеспан доедает пудинг, она дергается на стуле. Ее большие голубые глаза расширяются, капли пота начинают стекать по ее щекам, смывая пудру. Она сотрясается от кашля и сжимает стол так сильно, что мой кубок гремит.
Волоски на моей шее встают дыбом. Если бы я не знала лучше, сказала бы, что она была…
Я отодвигаю тарелку, жалея, что съела так много. Я ожидаю, что и остальные так сделают, но члены Общества не прекращают пир. И не помогают маркизе.
— Вам нездоровится? — спрашивает матушка. Ее голос мягкий от тревоги, но темные глаза прищурены, как у змеи.
Мадам де Монтеспан сгибается, прижимая ладони к животу, и когда она пытается заговорить, кровь падает каплями на ее золотую тарелку. Я кричу, когда она падает в чашу. Яд. Несомненно. Но зачем матушке отравлять союзницу? И где она взяла яд? Я думаю об Акве Тофане, созданном для герцога де Барры, и все внутри меня холодеет. Кто знает, попало ли хоть одно мое творение в нужные руки?