Тяжела ты, правда богов.
Я плескал из чаши их долю, стараясь не задумываться. Это было легко. Вероятно, я лгал себе, когда говорил, что хмель меня не берет.
— Отец, — спросил я. — Ты видел Таната?
— Бога смерти? — Главк хрипло рассмеялся. — Я жив, значит, не видел.
— Танат три года сидел в нашем подвале. На цепи у дедушки. Дедушка никогда не водил тебя посмотреть на Таната?
— Водил, — голос отца дрогнул. — Говорил, это пойдет мне на пользу. Сам он спускался к Танату так часто, что мы беспокоились. Задерживался подолгу, наверное, беседовал. Я ходил с ним к Танату трижды.
— Дедушка брал факел?
— Да.
— Ты видел лицо Таната?
— Да.
— Опиши мне его.
— Не хочу. Не стану.
— Тогда я опишу тебе Таната, — я зажмурился, вспоминая. — Черты красивые, но жесткие, резкие. Кажется, что лицо вырезали из ясеня, а может, из оливы. Наставник Агафокл учил нас, что олива и ясень тверже дуба.
— Это правда, — согласился отец.
— Глаза — две льдинки. Взгляд рассеянный, скользящий. Он вроде бы не смотрит на тебя, но заглядывает прямо в душу, вбирает жертву целиком. Один глаз косит.
— Левый? — спросил отец.
— Левый. Голову бреет наголо. Да, еще меч. Кривой меч.
— Похож на серп?
— Очень похож. По-моему, это и есть серп.
— Где ты видел Персея? — спросил отец. — В своих странствиях?
— Персей? Какой еще Персей? Это Танат Железносердый!
— Это Персей Убийца Горгоны. Не скажу, что мы часто встречались. По-моему, он избегал меня с тех пор, как в нашем доме появился ты. Выпьем?
Мы выпили.
— Тебе было два года, когда я случайно застал Персея в Аргосе, — отец вертел чашу в руках. — И шесть, когда я приехал в Тиринф по делам. Твой дед велел съездить, я не хотел. Думаю, Сизиф нарочно послал меня: желал узнать, как Персей примет Главка. Персей меня принял, как полагается, самым достойным образом. Но говорил он со мной недолго. На пир не явился, сказался больным. Это он-то?! Не знаю болезни, которая рискнула бы напасть на Персея. Голова брита наголо, левый глаз косит. Лицо — деревянная маска. Ты очень точно сказал: его взгляд вбирает тебя целиком. На кого бы ни смотрел Персей, он смотрит как на жертву.
— Меч, — напомнил я.
— Этот меч всегда у него на поясе. Кривой серп. Болтают, что он даже спит с мечом. Это серп Крона, им Персей отсек голову Медузе. Боги оставили ему меч в подарок, как залог клятвы.
— Какой клятвы?
— Не слышал? Боги не вмешиваются в жизнь Персея. Так Олимп благодарит героя за совершенный им подвиг.
— Не вмешиваются? Не делают ему ничего хорошего?
Вот так подарочек, ужаснулся я.
— Не делают ему ничего плохого, — отец сдвинул брови, нахмурился. — Я считаю, это отличный подарок.