— Пойду прогуляюсь, — не дождавшись ответа, сказал я капитану. — Уплывешь без меня, не будет тебе удачи.
— Это еще почему?
— Тебе известно, что я заклинатель ветров? Шепну словечко, и ветры больше никогда не вырвутся из твоей тощей задницы. Раздуешься пузырем и взлетишь к небесам, понял? Боги с радостью примут тебя в свой круг.
Капитан хмыкнул с одобрением.
— Шепчи громче, парень, — глаза его заблестели. Кажется, я понравился барракуде. — Надувай мой пузырь. Дуй шибче, веселей! Пожалуй, я дождусь тебя. Иначе кто будет дуть мне в задницу всю дорогу?
Покидая порт, я сомневался, что все эти слова сказал капитану я. Должно быть, дедушка Сизиф нашептывал мне из Аида.
Агрия я до отплытия устроил в портовую конюшню. Ее мне показал раб-сопровождающий, из дворцовой челяди. Раба знали и в конюшне, и в порту, за коня я не беспокоился. Исполнив поручение, раб вернулся во дворец. Я был предоставлен самому себе. Рынок шумел совсем рядом, и я направился туда. Еще в первый свой день в Ликии, сойдя с борта «Звезды Иштар», я приметил кое-что любопытное, но тогда мне пришлось поторапливаться.
Сегодня же поверженный Крон, владыка времени, внезапно расщедрился, с лихвой отсыпав мне своего добра. Изгнанник Беллерофонт, ты богат — до завтра. Или до послезавтра.
Лавируя в толпе подобно ладье в лабиринте Киклад, обгоняя и уступая путь, убыстряя или сдерживая шаг, я проходил мимо прилавков с грудами оливок и кругами сыров, медной посудой и сандалиями из новенькой скрипящей кожи, амфорами и флаконами, лепешками и вяленой рыбой, пряностями и украшениями из кораллов и перламутра. Чужая речь заполнила уши неумолчным шумом прибоя. Говорили, в основном, по-ликийски, но временами до меня долетали знакомые слова на финикийском и критском наречиях, один раз даже на языке моей далекой родины. Накатывали волны запахов: вонь, благовония, ароматы, будоражащие аппетит и напрочь его отбивающие. Они сменяли друг друга, наслаивались, образуя «рыночную смесь» — я был хорошо знаком с ней по десяткам рынков на островах, где успел побывать.
То, что я искал, ничем не пахло. Тут мне нос не помощник.
Искомое нашлось на дощатом лотке, занозистом и неказистом на вид. Серые шарики величиной с орех горкой лежали на куске некрашеного полотна, обтрепанном по краю.
Свинцовые ядра для пращи.
Я слышал о них, пару раз видел мельком, но до сих пор не держал в руках. В Эфире их тоже делали: своих месторождений у нас не было, но молибдос[16] привозили из копален Лавриона, где его и добывали, и выплавляли. Дома я нечасто бывал на рынке и уж точно не искал там ничего подобного. Дедушка Сизиф утверждал, что добыча Лавриона в сравнении с добычей в горах Ликии — что котомка бедняка рядом с повозкой купца, доверху набитой товаром.