– Мам, мам, я вспомнил почему ухо стало красным. Вальке Иванову папа привез с юга большую морскую раковину, и он всем ребятам прикладывал ее к уху, чтобы мы могли послушать шум морского прибоя. Мне он прикладывал раковину к уху больше всех. Вот ухо, наверно, и покраснело от этого …и стало теплым! – закончил я.
Мама продолжала смотрела на меня сверху вниз и молчала, потом вздохнула и покачала головой.
– Честное пионерское, мам, – сказал я и отдал честь.
– Так ты еще не пионер! – удивилась мама, – ты октябренок. В пионеры вас будут принимать только в апреле.
– А…а …пионерская клятва сильнее октябренской в тысячу раз! Я нарочно так сказал, чтобы ты поверила мне.
– Ладно, – устало сказала мама, – Раковина, так раковина. А почему ты так разревелся!?
– Не знаю мам. Просто сильно соскучился по тебе и по папе.
– Ох, Юра, Юра, что-то ты хитришь! – сказала она и направилась к шифоньеру. – Давай заканчивай делать домашнюю работу и спатеньки. Нам с папой завтра рано вставать на работу.
Она сняла с вешалки мою школьную форму, подошла к столу, пододвинула ближайший ко мне стул и аккуратно повесила ее на спинку. На сиденье положила ремень и фуражку с кокардой. Я вспомнил, что это был ежевечерний мамин ритуал. Она чистила мою гимнастерку от многочисленных клякс и школьной грязи, гладила брюки и следила за чистотой воротничка. Мне вдруг стало жалко маму, за то что я ей в детстве доставлял столько хлопот. Потом она взяла с тумбочки будильник, привычным движением завела его и поставила около меня на стол.
– Ну, я пошла спать. Раскладушку сам разберешь. Спокойной ночи. – Она чмокнула меня в щеку и ушла в спальню, а я с любопытством уставился на школьную форму серого – голубого цвета. Сейчас такой формы и в музее не сыщешь. На гимнастерке, с белым чистым воротничком и тремя блестящими пуговками, слева красовалась металлическая октябрятская звездочка, а на потемневшей латунной бляхе и кокарде была символика – листьев какого-то дерева и буква "Ш". Буква могла означать "Школу", а что означали листья я не знал. Завтра в этой форме мне предстоит идти в школу.
Будильник был заведен на пол восьмого. Значит начала уроков в восемь или в полдевятого? Скорее всего в восемь. Мама не будет заводить будильник с таким запасом. У меня на все про все будет полчаса. Придется подсуетиться. Думаю, что уложусь в "норматив".
Из кухни с кружкой чая и книгой под мышкой, вернулся отец.
– Ну, как уроки, продвигаются?
– Продвигаются, – пробубнил я.
– Ну, вот и хорошо, – отец открыл книгу, отложил в сторону закладку и не отрываясь от чтения стал помешивать ложкой чай. Мешание затянулось. Меня оно не раздражало, даже наоборот радовало. Я готов был слушать его хоть весь вечер. Когда я досчитал до пятидесяти, из спальни донесся недовольный мамин голос: