– А альфонс?
– Сразу ноги сделал. На кой ему сорокавосьмилетняя тётка без капиталов Денисова?
– Сколько? Она что, Наташу в сорок четыре родила? Или кто-то другой за неё родил? Точно, не может мать так ребёнка бросить, да ещё нагадить!
– Тише, тише, деточка! Я знаю, для вас это больная тема. Вы уж поддержите ребёнка и отца, сложный у них период.
– Да я со всей душой! Только ведь Максим Ильич на меня теперь второй головой глядит. Изрыгает ядовитый дым в мою сторону. Я понимаю, он простить не может, что я о его позоре знаю.
Месяц после суда всё было спокойно, беспокоен был сам Денисов. Белла видела, что приезжает он домой вымотанный, ему хочется с дочерью пообщаться. И в то же время понимает, что в таком состоянии лучше сначала разрядиться. Выпивать чаще стал. Не на переговорах, как это принято у них, а вечером.
И как-то очередным вечером, когда Белла уложила девочку спать и спустилась на кухню попить чая, она наткнулась на Денисова, который неловко крошил свой дежурный лимон. Чай пить расхотелось, но поворачивать сразу назад она сочла неудобным, поэтому включила чайник и полезла в холодильник за сыром. И чуть не порезалась, когда на неё внезапно повеяло перегаром. Как он при таком градусе сумел бесшумно подойти к ней вплотную? Она невольно отскочила и посмотрела на его ноги: ну точно, он где-то оставил свои туфли. Максим Ильич потряс головой и вдруг сказал:
– А вы такая трогательная, хоть и стараетесь выглядеть синим чулком! Нежная и трепетная, как одуванчик на ветру!
«Ну вот, началось, – подумала она, с трудом сдерживая нервный смешок. – Сбылось Светкино предположение, что на этом уровне можно поймать жирного спонсора. Нет, пора возвращаться в Новогорск! Чёрт с ней, с тёткой. А может, киллера нанять?»
Денисов обидчиво среагировал на гримасу по поводу тётки:
– Что, не нравлюсь? Старый? Скучный? Злой?
– Ну, давайте разберёмся, – успокоившись и решив успокоить свежего кавалера, сказала она, устраиваясь с чашкой и бутербродом за столом. – Присаживайтесь, поговорим. Значит, так. Первое. Старый? А сколько вам вообще-то?
– Пятьдесят два.
– Ну, не старый, но ведь и не молодой. Мне двадцать девять. Вы вполне могли бы быть моим отцом. Кстати, понятия не имею, кто мой отец. В свидетельстве о рождении в графе «отец» пусто. Именно по этой причине все мужчины в возрасте выше сорока пяти для меня табу. Не дай бог к блудливому папеньке в койку попаду…
– Всё? А второе?
– Мало? Ну, злой… а вы знаете свою кличку?
– Теперь знаю. Змей Горыныч.
– Огнедышащий многоголовый дракон. Дым и пламя ему изрыгать на собеседника так же естественно, как человеку углекислый газ. Вы меня не просто на работу брали, а доверяли мне самое дорогое, дочь родную. Но даже при этом не потрудились выглядеть любезным. Ещё я видела, как вы с этой стажёркой разговаривали, которой какую-то самостоятельную работу поручили. Рычание и громыхание! Она, конечно, испугалась, и даже на простые вопросы не могла ответить. Это не злость, это или недалёкость, или неуверенность в себе. Помните слова Аль Капоне, что добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, чем просто добрым словом? Но ведь и просто пистолетом добиться можно немногого. Третье. Скучный. Не вообще скучный, это вопрос вкуса. Конкретно со мной о чём вы говорили? О дочери. Скучно не было, но и доверяли мне как специалисту вы не очень.