Меня передернуло. Я вспомнил прочитанную еще в Сайтаме статью о том, как люди получали в распоряжение инугами. Читать было тошно, думать об этом — и того хуже.
— Когда люди перестали выращивать себе ками-собак, мы начали просто размножаться обычным доступным для йокаев способом, — продолжал Изаму. — Соответственно, функция «проклинать» стала со временем второстепенной. Например, моя семья владеет охранным агентством, и их услуги достаточно популярны. Однако природная склонность к проклятию никуда не делась…
От меня не укрылось, что он не сказал «наши услуги». Как бы его ни выращивали, он был и оставался приемышем. Частью семьи он себя не ощущал и, наверное, ощущать не начнет никогда.
— Так вот, я об этой природной склонности всегда знал. Когда был помельче, даже попробовал несколько раз. Мне это не давалось. Вот бывают ниндзя, они всем хороши, но скрытность никак не получается. Бывают пауэрлифтеры, у них великолепный плечевой пояс, а ноги качают годами, и никак. А я инугами, которому никак не получалось проклясть. Я смирился.
Он помолчал секунду. Я обратил внимание, что на столе лежат два современных словаря: «Двадцать тысяч выражений со словом х*й» и его младший брат, «Восемь тысяч выражений со словом 3,14зда». Откуда они вообще взялись в библиотеке?..
— А здесь я вчитался в русские книги, и меня озарило. Здешние ругательства намного глубже тех матов за триста, которые есть в японском языке. У нас ругань сдержанная. Здесь же в нее можно нырять и ею можно обмазаться. И ощущается совершенно по-другому.
— А давай еще кое-что попробуем, — я наморщил лоб, напрягая память. — Повторяй за мной. Nom de dieu de putain de bordel de merde de saloperie de connard d’enculé de ta mère!
Изаму повторил. Ничего не произошло.
— Мне кажется, — подытожил Кощей, — здесь играет и то, что ты теперь понимаешь русский язык, и твоя скрытая любовь к цветистым выражениям. Просто набор обсценной лексики не работает, поскольку ты в него не вовлечен ни морально, ни физически.
— Может, и так, — Изаму смотрел, как призрачные руки потихоньку растаскивают останки рояля. — В любом случае, теперь я знаю, что это не я неправильный, а инструмент был неподходящий.
— Ты можешь забрать эту книгу с собой, — с невинным видом сказал отец.
Инугами расцвел.
Мы собирали вещи. Мимо по коридору сновали гастарбайтеры, нагруженные покрышками. Уэно прыгала на чемодане.
— И ведь читала этот тревел-блог, — чемодан вздыхал при каждом прыжке. — И ведь эта баба логично и правильно вещает. Возьмите с собой в путешествие старые вещи, говорит она. Доносите — выбрасывайте, говорит она. Место в чемодане освободится, говорит она. Да я ж даже не купила ничего! Какого хрена положить некуда, надеть нечего?!