Улицы, скажу я вам, там просто никакие, дорога полное дерьмо, камни «кошкины головы», да ещё и выбиты через один, только коням ноги ломать. А временами вообще не мощёные улицы, сплошная грязь. Я вообще не представляю, как они мостили эти дороги!
Никто мне сказал:
– Не гони здесь, едь за мной.
Я говорю:
– Ну и дерьмо!
Дома вокруг не лучше: без окон почти совсем, не покрашенные, и народу никого, а если где и был народ, то нас, как увидят, сразу сматываются.
…Знаете, как-то неприятно – едешь, и только слышно, как у тебя над головой ставни захлопываются, и двери тоже бух-бух. И никого нет.
Видел, там стояли шлюхи уличные, такие ничего девчонки, только хотел их поближе рассмотреть, как они нас заметили – и врассыпную! Все смотались моментально, мне так обидно стало! Я к такому не привык, чтобы девчонки от меня бегали, они же не для того там стояли, чтобы при виде мужиков убегать!
Я спрашиваю его:
– Почему все разбегаются, мы что, такие страшные?
Он засмеялся и говорит:
– Конечно, страшные, – спокойный такой, ему вообще пофигу.
А меня это так взбесило, я уже даже хотел кого-нибудь догнать, поймать да отпиздить как следует, чтобы в следующий раз неповадно было бегать от меня.
Я говорю:
– Никто, как же ты наберёшь людей для нас, если все здесь как мыши по норам прячутся?
Он отвечает:
– Наберу, не бойся, – и смеётся.
А сам-то в маске этой, в щелях вместо глаз чёрные стёкла блестят… Он обернулся когда ко мне, я его увидел: ни лица, ни глаз – всё черно. И только голос его, там он мне ещё хуже показался, чем раньше. Просто жуткий голос, ничего в его голосе нет от человека, как бы он себя не называл.
Борган потом спросил у меня:
– А ты веришь Никто, Тол, когда он говорит, что он человек?
Я так и сказал:
– Нет, не верю, никогда у человека не может быть такого голоса.
А Борган засмеялся:
– Не зря же в Колизее зрители прозвали его «Немым».
Я отвечаю:
– В Колизее его прозвали «Немым», потому что он дерётся молча, никогда не издает ни звука во время боя. Даже когда его сильно подрубил Невил, он так и упал без единого стона, тогда и стали называть его Немым.
Он такой:
– Вы верите своим ушам, и только, да?
Я говорю:
– Конечно, я верю своим ушам! Я с ним разговариваю, так как же он может быть немым? – Шутишь ты, Борган, за дурака меня держишь что ли?
А он:
– Да никогда в жизни себе такого не позволю, да ты лучший из всех, кого я встречал из «Верхнего»! А поверь мне, я таких встречал немало, но как только тебя увидел и узнал, что ты из «верхнего», сразу понял – судьба мне даёт редкий шанс подружится с таким великолепным господином из «Верхнего», как ты. Никто знает, кого выбирает в друзья!..