Майя задорно переглянулась с другими царевнами:
– А мы крутые!
Затем ее взор перетек на меня… и на целую секунду загрустил.
Нас связывал поцелуй. Даже так: Поцелуй, с большой буквы. Чувственный, страстный, незабываемый. В тот момент каждый из нас думал, что через минуту будет растерзан и съеден заживо. Я хотел спасти царевну от страшной смерти, заколов мечом, а вместо этого – поцеловал. И поцелуй длиной в жизнь вывел нас в новую жизнь. А сейчас я стал общим достоянием, и в новой реальности поцелуй перестал котироваться, он обесценился до нуля, съеденный инфляцией впечатлений.
Чуть выдвинувшаяся вперед Александра склонила золотой занавес сначала по одну, затем по другую сторону моей середины. Наконец, меня окружило полностью, как абажуром лампочку, две голени сочли мои ребра удачной подставкой, а ладони уперлись в живот. Показалось, что не будь вокруг столько народу, удивленно-умилявшаяся царевна наверняка приласкала бы и погладила. Как котенка. Хотя, откуда здесь котята? Вот и находят себе игрушки.
«Спички детям не игрушка!» – хотелось крикнуть.
«Ты уверен?» – категорически не соглашалось со мной присутствующее на полянке электоральное большинство с перевесом в тысячу двести процентов. Один в поле не воин – вполне демократический принцип, и будь я искренним демократом, лежал бы и не дергался, если голосованием постановили. В моей ситуации просто до зарезу хотелось быть отъявленным демократом. Однако, я противник любых правил, по которым меня заставляют играть другие. Демократия – тоже свод правил, с его помощью не хуже чем в самой жесткой монархии одни правят другими, обманывают третьих и грабят всех. Как говорил Черчилль, демократия – плохая форма правления, но ничего лучше еще не придумали. Все авторитарные правители восхищаются демократией. И все эффективные демократические лидеры на каком-то этапе ведут себя как диктаторы. Здесь не о чем спорить, достаточно вспомнить историю любой страны, которая хотя бы однажды чего-то добивалась или, наоборот, что-то теряла. Подчинение меньшинства большинству – чушь и блажь, в которую хочется верить слабым.
И все же в моей ситуации просто до зарезу хотелось быть демократом.
Варвара отстранила златовласую выскочку, вновь обеспечивая обзор всем ученицам. Мои ребра и живот вздохнули с облегчением… и небольшой грустью. Все-таки Александра это… Александра. Стройная чувственная златовласка. Наполовину Зарина, но не сидевшая в душе столь глубоко и потому тревожившая лишь тем, что привлекало совсем не душу.
А информационный ликбез продолжался.