– Это и есть та самая Ада? – нахально поинтересовалась незваная гостья. – Извините, конечно, мы ничего тут не трогали. Просто Сеня показал мне вашу квартиру. Я уговорила его, интересно же…
Накрытый к чаю низкий столик, остатки торта, бутерброды и смятые салфетки свидетельствовали о недавнем пиршестве нелепой парочки в её гостиной. «Но она отчаянно молода, эта нахалка», – с грустью отметила Ада, по-прежнему молча теребя концы шёлкового шарфика на шее.
– Прикольно быть актрисой, конечно, – изрекла, наконец, девица.
– Прикольно быть! – сказала Ада. – Но вижу, что вам, девушка, этого не понять.
Семён понуро молчал, разглядывая пол у себя под ногами.
– Пойдем, Сём, пока нас не вытолкали взашей. – Девица потянула парня за рукав. – Меня, между прочим, зовут Лора. И Сёма со мной дружит уже давно, так что вы себе не думайте…
– Убирайтесь, – устало приказала Ада. – И положи ключи, Семён.
– Не нужно на него кричать, он вам ничего плохого не сделал. Каждый имеет право распоряжаться своей жизнью, как хочет, – затарахтела девица, отступая, однако, к двери. – Пока молодой!
– Ты просто молодой дурак, Семён! А я – красивая женщина. – Ада покачала головой. – Была и пока есть!.. А теперь забирай свою подружку и выметайтесь оба, я устала с дороги.
«Она ещё годится для портрета женщины мечты», – тоскливо подумал Семён. Мечты тоже стареют, но остаются прекрасны. Он молча опустил ключи на полку в прихожей и вышел, так и не подняв на Аду глаз. Лица на Семёне практически не было.
– А я зато молодая, – сердито буркнула нарумяненная Лора. – И вы мне, наверное, завидуете.
Актриса не удостоила девушку взглядом. Уже из-за двери до Ады донеслось:
– Она ведь старая, ну что ты! Ей же лет пятьдесят!
Тут Ада могла бы усмехнуться, если бы речь шла не о Семёне.
– Она всё равно красивая. Что ты в этом понимаешь? – огрызнулся Семён, но этой реплики Ада уже не услышала.
Она прошла через комнату к большому раскрытому окну, не сняв даже туфель. Парочка пересекала двор, девица Лора еле поспевала за широко шагающим Семёном. Ада стояла с гордо поднятой головой, словно кто-то мог её видеть. Из-под накрашенных ресниц медленно сползли слезинки. Ласковый прохладный ветерок гладил её по лицу, высушивая горько-солёную влагу. Тщетно! Мокрые дорожки немедленно появлялись снова.
В своей печали об ушедшей любви, может быть, последней в жизни, женщина совсем забыла, что едкая слёзная жидкость губительна для истонченной кожи её лица. Пока ещё гладкой, как старинный шёлк. Суетная мысль зудела в мозгу и грубо вытаскивала её из острой и нежной душевной боли: только бы он не обернулся. Только бы ничего не заметил!