— А про кого же еще? Правда. Абсолютная, чистая и беспощадная. Голая правда. Мне нужен классный редактор… Господи, вот уж не думал, что когда-нибудь в этом признаюсь. Видишь ли, все эти свидетели, допросы, показания — у меня все в мозгах перемешалось. Видела бы ты мой кабинет! Я хочу, чтобы ты все привела в порядок, систематизировала, по полочкам разложила, — пока мы с Ричардом работаем.
— И ты веришь, что тебе удастся добиться его оправдания? Я не уверена, что даже великому и несравненному Шону О'Рурку такое по плечу.
— Да, ты умеешь ласковое словцо сказать, — вздохнул Шон. — Ладно, позволь уж мне позаботиться о Ричарде. Я прекрасно понимаю, что ты не хочешь иметь с ним ничего общего. Ты у нас всегда была робкой и запуганной малышкой.
Кэсс, крепко сбитая, при росте пять футов и девять дюймов, никогда не считала себя особенно робкой и запуганной и уж тем более малышкой, однако спорить с отцом не стала. Шон всегда подстраивал других людей под себя.
— Я ведь, между прочим, тоже работаю, Шон, — напомнила она.
— У тебя остался неиспользованный отпуск, — возразил Шон. — Я проверял. Неужто ты не в состоянии посвятить несколько недель родному отцу? Подумай, до чего будет здорово — мы с тобой трудимся бок о бок над моим… над лучшим романом, выходившим из-под моего пера за всю жизнь. Если ты не любишь меня, то подумай о профессиональной стороне дела.
— Я люблю тебя, Шон. Но мне просто не хочется в очередной раз становиться игрушкой в твоих руках.
— На этот раз ничего подобного не произойдет, обещаю. Мы и в самом деле будем работать вместе. Вдвоем.
— Втроем, — поправила Кэссиди.
— Так ты согласна?
Не знай Кэссиди своего отца, она подумала бы, что он едва ли не с трепетом ждет ее ответа. Однако не тот человек Шон О'Рурк, чтобы, прося о чем-то, сомневаться в ответе. Нет, он привык окружать себя женщинами, для которых его слово было законом и земное предназначение которых (как и всех прочих смертных) одно: служить его гению. Причем то, что, бессовестно манипулируя людьми, Шон ухитрялся не терять их расположения, и вправду свидетельствовало о гениальности его натуры.
Все это Кэссиди прекрасно сознавала и все же нутром ощущала, что на сей раз ее помощь нужна отцу.
— Согласна, — сказала она. — Я останусь с тобой на две недели.
— Но работа займет по меньшей мере два месяца…
— Две недели, — отрезала Кэссиди. — Потом я возвращаюсь в Балтимор.
— Там разберемся, — сухо произнес Шон, уже думая о своем. — Скажи Мабри, что остаешься с нами. Она заключила со мной пари, что ты уедешь в ту минуту, как увидишь Ричарда.