– Ему Монга рассказал, – выкрутился Кохи.
Зочур взглянул на Пула.
– Что ответишь, юнец? Знаешь?
– Знаю, но вам не скажу.
Уток подставил холодное лезвие к горлу Пула.
– Смельчак, – усмехнулся Зочур, показывая Утоку, чтоб поостыл. – Не хочешь примкнуть к моей банде, мне такие ребята нужны? Тем более, твой брат с нами.
– Я до этого предателя еще доберусь, – Пул сжал кулаки.
– Вряд ли! Он теперь станет богатеем, и будет жить где-то за десять звездных скоплений отсюда. А ты умрешь с голоду в лесах Сеньжаны, или, наоборот, сам станешь закуской для дикого зверя.
Эти слова беглый каторжник посчитал удачной шуткой и захохотал – загремел булыжниками, что были у него вместо легких. Его поддержали остальные разбойники; даже Клоб, довольный описанием своего будущего, хихикнул.
Когда хохот стих, Зочур отозвал Кохи и Башню и, чтобы не слышали пленники, дал инструкции. Те, прихватив фонарик Ганита, направились к выходу.
– И этого щенка возьмите, – крикнул беглый каторжник, указав на Клоба. – Пригодится, патроны нести.
Троица покинула сферу. Зочур остался ждать у алтаря; Уток караулил пленников. Мутант время от времени строил рожи: то с заговорщицким видом улыбался, подмигивал Пулу; то показывал Ганиту часы с дарственной надписью, которые с компасом скитальца забрал у мальчика. Пленники молчали.
Прошло не менее часа, когда из верхнего коридора донесся многоголосый шум: возвращались бандиты.
Первым в сферу вошел Кохи; скривившись под тяжестью ноши, он втащил канистру с водой. За ним, с такой же канистрой в одной руке и ящиком патронов в другой, доктор. Второй ящик принес Клоб. Знакомцы Ганита – крепыш и пропойца; оказалось, первого звали Брыль, второго Бобр, – приволокли мешки с провизией. Штаны Бобр, видно, простирнул, материал темнел от влажности!.. Башня втиснулся в сферу, как боевая машина. На одном плече дюжина винтовок, на другом столько же сабель; за поясом – кинжалы и пистолеты, тоже не меньше дюжины единиц. Замыкал шествие Фат с Монгой на руках. Юнга, отогнав телегу отцу, успел вернуться.
Оружие и провизию сложили под пирамидой, там же поставили канистры и ящики. Монгу Фат поднес к пленникам, Пул помог опустить старика на пол.
Доктор, увидев Талу, бросился к ней:
– Дочка, ты жива? Они говорили, что убьют тебя, если схватят, – от счастья он заплакал, обнимая падчерицу. Опухшее, помятое лицо лекаря, впервые за долгое время трезвое и бесконечно от этого страдающее, просияло радостью.
Зочур, осмотрев поклажу, кивнул. Но канистры его смутили.
– Это что? – спросил он у Кохи.
– Вода! Ты же сказал, запас провизии на неделю.