– К счастью, это преступление не свершилось, – продолжил старейшина, – но то, что произошло, не многим лучше. Гнусные супостаты ночь напролет насиловали наложницу, издевались над беззащитной женщиной. Утром левит забрал ее – мы пока не знаем, живую или мертвую – и увез к себе. Он разрезал тело несчастной на двенадцать частей и отослал их правителям колен Израильских. Теперь главы народа иудейского говорят нам, мол, слишком тяжко злодеяние, и посему отдайте на общий суд виновных, а иначе объявим войну всему племени Беньяминову. Мы с Банаей думаем, что прежде надо отыскать преступников и раскрыть до конца лиходейство, а уж потом решать, кому судить их.
– Вот именно! – вставил слово Баная, – зачем войной грозить? Беда наша общая в том, что нет нынче царя над народом!
Анат тихонько выскользнула из комнаты. Шепнула мужу, дескать, дочери младшей надо по хозяйству помочь, она на сносях, ей рожать в первый раз.
Мири-Милка сидела с красным от негодования лицом. Гнев бушевал в сердце ее: “Вот он – сильный пол! Безбожники! Извращенные плотолюбцы!” В глубине души она полагала всех мужчин дикими зверями, недостойными союза с женщиной. Но кому же под силу исправить мир? “Великое число лжегероев гибнет на никчемных войнах! А в бессмысленных драках? А от пристрастия к вину? Какое им дело до женщин, тоскующим по ласке и любви? Но всех хуже – содомиты, мерзейшее племя! Друг у друга грязи занимают!” – так размышляла Мири-Милка, пока Бнаяу не призвал ее и Банаю к обсуждению непростого положения.
4
С великим рвением взялась Мири-Милка за расследование, ибо задета была самая чувствительная струна ее души: жертвой мужского скотства стала беспомощная женщина. Обычно старейшины как бы невзначай обсуждали с волонтеркой продвижение дознания, а та действовала по своему разумению и с искусной неприметностью направляла их шаги к цели.
Нет нового под солнцем. И первым делом Мири-Милка вспомнила древнее преступление мужеложства в Сдоме. “Неискоренима мерзость в сердцах мужчин, – подумала она, – вот и на долю Гивы пришлась беда. Ах, кабы моя воля, сделала бы с нашими негодями, что Господь сотворил с нечестивцами Сдома – слепотой их поразить, серу и огонь на головы им пролить!”
Начиная выяснение любого случая, Мири-Милка следовала простому и почти безотказному правилу – искать интерес, иными словами, докапываться, кому и какая польза от преступления. “Мужеложцы и насильники? – рассуждала она, – похотью отравлена кровь чудовищ, первое дело для них – утолить свинское сладострастие, хотя и алчность им не чужда. Надеюсь, старейшины до них доберутся. А левит и слуга? Они были с наложницей. Люди эти хоть и не из Гивы, а разузнать о них мне под силу, а потом и повстречаться с ними придется.”