– Почему ты отдал возлюбленную на растерзание насильникам?
– Негодяи хотели познать меня. Но мужеложство есть худший грех перед лицом Всевышнего. Я отдал им Дину. Я уж говорил тебе, что любовь к Богу для меня выше плотской любви. Я не себя спасал. Не знаю, поверишь ли, услышишь ли вопль сердца моего?
– Зачем, Цадок, ты расчленил тело на части, надругался над ним? Ведь и мертвому честь положена!
– Верно, положена! Весь следующий день я тяжко думал и к ночи решился на поступок. Я принял грех на душу свою ради спасения души народа моего. Я разослал части тела во все колена Израильские, дабы узрели главы племен, как нетерпимо развратились иудеи, коли помышляют о мужеложстве, насилуют и убивают! Да свершится грозный суд, а если надо, пусть будет перебито нечестивое колено Беньяминово – виноватый и правый без разбора!
Ошеломленный Атар-Имри не мигая глядел в горящие глазами собеседника. “Цадок, если бы женщина была еще жива, умертвил бы ее ради высшей цели?” – спросил он.
– Не знаю… Нет, не посмел бы живую душу погубить…
– Не мне, Цадок, святость твою возносить или клеймить. Расскажи-ка про Ярива, слугу твоего.
– Ярив не слуга мне больше! Ярив – подлец! – горячо воскликнул Цадок, – он предал меня! Когда раздались крики негодяев, он шепнул мне, мол, погоди, я, как самый сильный и опытный в уличных боях, выйду первый и начну разгонять свору, потом тебя на помощь кликну, и мы вместе добьем последних. Я не дождался его. Я выглянул и увидал – он прячется за углом, он струсил.
– Трус мечет угрозы, когда уверен в безопасности, трусливый друг страшней врага, – вставил слово Атар-Имри.
– Я понял, зла не избежать, и вывел Дину, – продолжил левит, – меж негодяями возникла ссора. Садомитов прогнали двое дюжих силачей, и им досталась Дина.
Цадок всхлипнул. Снова наполнил кружку. Атар-Имри собрался уходить, но что-то вспомнил. Попросил Цадока показать ему комнату, где лежала Дина. “Вон та дверь!” – указал левит, не вставая из-за стола.
У стены стояла лавка, покрытая пропитанными кровью циновками. В углу на полу валялось серого цвета платье из грубого полотна. От подола его был отрезан кусок. “Какого цвета платье было на Дине?” – крикнул Атар-Имри через открытую дверь. “Не помню. Кажется, красное…” – пробормотал Цадок и уронил голову на грудь.
Атар-Имри аккуратно сложил находку, убрал ее в свой мешок. “Это обретение будет в помощь мне, странно только, что цвет наряда другой, – подумал он, – а теперь настало время повстречаться с Яривом. Похоже, Цадок хоть и бесноватый, но честен!”
7
– Я – Атар-Имри, расследую дело, в котором и тебе выпало быть замешанным. Ты знаешь, Ярив, о чем я говорю! – без предисловий заявил посланец старейшин Гивы, войдя в дом к слуге, – ты должен правдиво отвечать на мои вопросы.