Утопленные когда-то насильно глубоко в озере безразличия чувства, вмиг всплыли на поверхность его сердца.
«Нельзя упустить свой шанс, – думал он, – пусть я заядлый интроверт, но сейчас стоит проявить смелость!»
Василиса с тех пор, как он её видел в последний раз, прилично изменилась: вместо длинных волос – короткие под каре, а вместо ярко-рыжего цвета – пепельный. Стройная фигура с соблазнительными формами осталась прежней. А вот её голубые глаза, в них помимо задора, теперь читалось и высокомерие. Сознание своей значимости – раздутое до космических размеров.
«Впрочем, может, я ошибаюсь?» – задал сам себе риторический вопрос Платон и направился в её сторону. Она присела на скамейку с мороженным в руках. Положив вплотную к себе оранжевый рюкзак.
С каждым приближающимся шагом его уверенность постепенно выходила из него, как из надутого шара воздух. Кое-как взяв себя в руки, он одолел последнее расстояние со словами:
– Привет, Василиса.
Та, оторвавшись от мороженного, взглянула на Платона оценивающим взглядом. И после того, как Платон прошёл сквозь её внутренний цензор, она ответила:
– Привет, мы знакомы?
– Да, – Платон показал на скамейку, – можно присяду?
– Падай.
– Спасибо. Я Платон. Мы учились вместе в школе.
– Правда? – она нахмурила тонкие изящные и светлые брови. – Хм. Заливаешь. Я бы тебя запомнила.
– Я тогда выглядел иначе, – сказал Платон.
А сам подумал, что ему не нравится, как она теперь выражается. Хочется, чтобы у красивого человека и речь была красивой.
С другой стороны, с чего бы? Мало ли чего ему хочется…
– Всё равно не помню, – отрицательно покачала она головой, продолжая с удовольствием поедать мороженное.
– Ну, мы ещё жили в одном районе.
Она снова нахмурилась. Потом её лоб резко разгладился.
– А-а-а, вспомнила! Точняк! Ты ещё плёлся за мной от школы до дома, да?
Платон почувствовал, как лицо резко стало горячим.
– Ты чего помидоришь? Думал я такая дурочка, что тогда не заметила этого?
– Получается, – голос у Платона охрип, – ты знала?
– Конечно! Да, ты прав. Ты тогда выглядел, как хлюп… – она запнулась, потом продолжила: – Иначе.
– Да-а-а, – выдохнул Платон. – Я думал, что ты не замечала меня.
– В целом для меня так и было. Тогда ты бы меня всё равно не привлёк. Но я чувствовала, что ты увлечён мной. Так сказать – влюблён.
– Я до сих пор люблю тебя.
Слова вырвались так неожиданно, что Платон снова покраснел и опустил глаза, будто это не он сказал, а кто-то другой. Сам же он был в домике.
– Не гонишь?
Хотя её речь и царапала слух Платона, он ответил:
– Говорю правду.
– Как докажешь?