Мы сошли с главной дороги, стали пробираться узкими вытоптанными тропинками вдоль полей, и задерживались, когда Фрэнсис работала камерой. Все годилось для фильма – ребенок, животные, мужчины, которые склонились над работой. Даже монотонные виды плато и гор оживились кружащимися крыльями ветряных мельниц. Мельницы на плато повсюду, десятками. Ажурные создания из железа уродливы сами по себе, но когда белые полотняные крылья натянуты и кружатся, они обворожительно прекрасны. Похожи на огромные маргаритки и наполняют жаркое утро дыханием прохладного воздуха и звуком падающей воды.
Затем Фрэнсис нашла ирисы. Такие же, как растут дальше на склоне, маленькие ирисы высотой в три дюйма, фиолетовые, бронзовые и золотые. Они с силой вырываются из земли, твердой и, я бы поклялась, такой же бесплодной, как огнеупорная глина. Растут на каменных берегах, вытоптанных тропинках, сухих краях бобовых полей, и бабочками взлетают прямо до стен ветряной мельницы. К счастью, это сооружение оказалось не уродливым железным пилоном, а настоящей мельницей – одной из двух на плато мельниц для кукурузы. Эта построена фундаментально, очень похожа на классические ветряные мельницы. Дверь в виде арки. Ослепительно яркая белая краска. Тростниковая крыша поднимается конусом вверх. Десять полотняных крыльев сейчас не вертелись, свернулись к спицам, но мельница все равно была прекрасной. Ирисы, местами поломанные и вытоптанные, растут густо вокруг, и как раз рядом с порогом – группа алых гладиолусов. За мельницей теснятся лимонные рощи, а за ними вздымаются золотые склоны Диктэ.
Бормоча странные проклятия, Фрэнсис достала камеру. «Боже, как бы я хотела привезти пять миль пленки вместо жалких пятисот футов! Почему ты не сказала, что даже пыль этой страны так чертовски фотогенична? Если бы только было движение! Почему не двигаются крылья?»
«Это мельница для кукурузы. Хозяева запускают ее, только если есть что молоть. Двух мельниц хватает на всех».
«Понимаю. Ну, послушай, а ты вошла бы в кадр и… а, вот удача, вот крестьянка… то, что надо, именно это занятие…»
Полуоткрытая дверь мельницы распахнулась пошире, из нее вышла гречанка, одетая в неизбежно черное, с дешевой сумкой для покупок. Повернулась, чтобы закрыть дверь, увидела нас и замерла с рукой у большого старинного ключа, который торчал в замке. Камера Фрэнсис равнодушно заработала. Но мое сердце забилось странными болезненными ударами, и ладони вспотели. Если сказать Фрэнсис, что это София, то мы обе повернем головы и вытаращим глаза. Пусть хоть Фрэнсис ведет себя естественно…