И к полному удовлетворению Александра, тем же вечером перед всем замком королева ясно выказала свою приязнь. За обедом в большой зале Александра усадили по правую руку королевы. По левую руку от него сидела одна из ее придворных дам. Это была пожилая женщина (все без исключения фрейлины Морганы были пожилыми или ничем не примечательными), которая все свое внимание посвящала еде. Лунеда восседала слева от королевы. Говорила она мало, и, если уж на то пошло, Моргана по большей части оставляла ее без внимания. Зато сама королева была облачена в кремово-белое блио и сюрко, сверкавший бриллиантами, будто облачилась для победного пира. Ее темные, перевитые драгоценностями и уложенные в высокую прическу волосы покрывала тончайшая вуаль, а лицо, искусно подкрашенное, в свете свечей казалось лицом двадцатилетней девушки.
Александр и мечтать не мог о более ослепительном обнародовании грядущих услад. Зал, сам по себе небольшой, был заполнен людьми ее двора, и в гул мужских голосов вплетались голоса немногих фрейлин Морганы и Лунеды. Если забыть о страже Верховного короля, рассудительно ставшей так, чтобы ее не было видно, пир можно было бы принять за веселое собрание в замке какого-нибудь лорда. Разговоры и смех властвовали над столом, пирующих обносили напитками и яствами, и имевший глаза да видел, что взгляды всех пировавших были устремлены на Моргану и красивого юношу справа от нее.
Она дала им то, чего они ждали. Она почти не говорила ни с кем, кроме Александра, наклонялась к нему, давая рукаву, а иногда и руке коснуться его пальцев. Наконец, она перед всем залом подняла заздравную чашу в его честь, поцеловав сперва обод кубка, передала его юноше, чтобы он из него выпил. Александр, ослепленный ее красотой и несколько отяжелевший от обильных яств и вина после навязанного болезнью долгого воздержания, так и не увидел взглядов – двух-трех кислых, но по большей части с улыбкой, – которыми Обменялись рыцари из свиты Морганы. Взгляды эти без труда были поняты всеми, кто знал ее: «Что, твоя очередь? – говорили улыбки. – Тогда возьми все, что сможешь, молодой Петушок! Хвастай, кукарекай, пока можешь!»
***
Она не пришла той ночью в его покой. Паж Питер, явившийся, как обычно, чтобы помочь ему лечь в постель, принес с собой уже привычный кувшин посланного королевой крепкого и сладкого напитка. Все еще более слабый, чем сам себе в том признавался, с почти что кружащейся от вина и возбуждения головой, Александр послушно осушил кубок до дна и лег в постель. Задув свечу, Питер оставил его одного.