— Я тебя предупредил, Ливия, — коротко напомнил его величество, и сразу стало ясно: не поверил.
Подавив непонятно откуда взявшуюся обиду, я обхватила себя руками. Именно от этого почему-то стало невыносимо зябко, от этого, а не от холодов за окном и не от холода в комнате, оставшегося после того, как его брат магией швырнул меня на постель.
Жаловаться, продолжать что-то доказывать?
Нет, не стану.
Губы дрогнули, и я предпочла все-таки опустить голову. Пусть думает, что хочет.
— Что сказал Каэтан? — поинтересовалось его недоверчивое величество.
— Сказал, что жить буду. Вспомню со временем то, что случилось, и даже капельки оставил. — Я указала на чудом и, к счастью, уцелевшие капли «для памяти», которые стояли на столике: там, где их оставила.
— Не дерзить ты, по всей видимости, не умеешь.
Я предпочла промолчать. Молчи, Ливия, молчи, лучше так, чем высказать все, что ты думаешь о королевском гостеприимстве. В ту минуту, когда я об этом подумала, на подбородок мне легли королевские пальцы, вынуждая приподнять голову. Взгляд ударил в меня, в самое сердце, и от странного чувства в груди перехватило дыхание.
Я уже собиралась сказать, что ни за что не останусь здесь, когда он произнес:
— Я нашел твоего брата.
Я моргнула. Не в силах поверить в услышанное, недоверчиво переспросила:
— Фабиана?
— А у тебя есть какой-то другой брат? — поинтересовался его величество, после чего кивнул в сторону двери: — Пойдем.
После такого я пошла бы за ним хоть в логово ларга или даже в гости к гротхэнам. Мы снова оказались в коридоре, где эхо подхватило его решительные и мои поспешные шаги. Долго идти не пришлось: одна арочная дверь, вторая, третья — и вот мы уже в комнате, так похожей на мою. Пылает камин, согревая ее, на широкой огромной постели мой брат кажется совсем крохотным, рядом с ним стоит Каэтан и… Дорота?!
Кухарка оборачивается ко мне, но я, едва столкнувшись взглядом с Фабианом, бросаюсь к нему. Вот это уже совсем не о воспитании, но я взлетаю на кровать, и мы обнимаемся так, что, кажется, ребра сейчас затрещат. На глаза наворачиваются слезы, и, хотя я упорно говорю себе, что плакать не стоит, что все хорошо, они все равно текут по щекам.
Фабиан вздрагивает, но слез у него нет. Только выдыхает с рваной дрожью в голосе:
— Я… я думал, что больше никогда тебя не увижу, Лив…
Я крепче прижимаю его к себе, слышу шаги. Оборачиваюсь и вижу, что Каэтан и Дорота вышли, и Снежный тоже у двери.
— Спасибо, — говорю искренне: так, как умею, от всего сердца.
Он снова хмурится, но на этот-то раз почему? Потом кивает и выходит, оставляя нас наедине. Дверь закрывается, и я с улыбкой поворачиваюсь к брату: