Я онемела. Из всей ее трескотни я выделила главное: все эти люди надеются, что в случае чего их дети смогут прийти в мое имение и жить за мой счет. Но я не хочу! Мне хватит и тех спиногрызов, которых вручила филака-Феклалия! Больше я не собиралась принимать ни одного лишнего ребенка!
Или собиралась?! Подсознательно?! Я ведь сама вчера спланировала приют… ну, то есть детский сад… на сорок детей: по двадцать девочек и мальчиков. Мать моя женщина?! Я что совсем сошла с ума?! Надо разогнать всех к чертовой бабушке! И забыть про лишних. Тринадцать оглоедов и так слишком много!
— Х-хорошо, — вместо этого кивнула. — А что у вас с Варгой?
— Ничего, — повесила голову Иська, — я ей дала одну горничную, плотника и маляра и отправила делать ремонт в башне самой. Раз она так хочет быть главной, пусть будет… Думает, это так просто. Лесса Феклалия, — встрепенулась она, — мы через пару дней здесь все закончим. Уже можно нанимать кухарку и закупать продукты. Меню вы составили хорошее. Моя мама сказала, что детей так и надо кормить. Она, кстати, кухаркой может работать. И искать никого не надо. Можно я ее позову?
Я была несколько шокирована выкрутасами своего подсознания, подложившего мне такую огромную свинью, что соображала медленнее, чем обычно. И прежде, чем я успела ответить «нет», Иська радостно завопила:
— Спасибо-спасибо! Я тогда ее сейчас позову, чтобы вы с ней познакомились!
И удрала. А я осталась стоять посреди двора, с ужасом понимая, во что я вляпалась. И теперь не свалишь всю вину на фиалку-Феклалию. Это сделала я сама.
— Лесса Феклалия! — Через минуту Иська вернулась. Она волокла за собой высокую, худую женщину лет сорока пяти. — Это моя мама! Ее зовут Лима, и она раньше работала кухаркой в трактире. Вы тут поговорите, а я побегу. У меня еще дел куча, — «распорядилась» моя горничная и сбежала, раньше, чем я открыла рот, чтобы возмутиться.
Та-ак… Надо шустро приходить в себя. А Иська-то! Иська! Строила из себя тихоню. А ей, оказывается, палец в рот не клади, того гляди по локоть укусит.
— Лесса Феклалия, — низким грудным голосом произнесла Лима, — Вы уж простите дочку мою… Неугомонная она, вся в отца. О вас она всегда с уважением говорила, а уж когда вы решили деток бездомных приютить, так и вовсе все уши прожужжала, какая вы добрая и благородная. Вчера как пришла, так всех нас и уговорила помочь. Говорит, мол, быстрее надо все сделать. Времени мало осталось. Зима скоро.
Я кивнула, с интересом рассматривая женщину. Крепкая, жилистая, загорела дочерна, с большими, натруженными руками, которыми она неловко мяла цветастый передник. Такая, если упрется, с места не сдвинешь. И тому, кому верит, до последней капли крови верна будет. Если такую на кухню поставить, можно не бояться. И сама воровать не будет, и другим не позволит. И сама пахать будет, и другим отлынивать не даст. Именно такая мне и нужна.