— Неси! — кивнула я. Иська исчезла, а я положила руку на лоб Сольки. Лишь бы это была просто простуда. А не что-то серьезное…
— Лесса Феклалия, вы такая прохладная, — Солька попыталась улыбнуться и прошептала, — вы только не ругайтесь. Это я помогла Миклухе сбежать. У него стрелка ночью должна была быть. Нельзя пропускать. Я через трубу в камине вылезла, а потом ему на чердаке окно открыла. Оно снаружи закрывается. А Миклуха большой уже, в трубу не влез бы. А когда возвращалась, немножко застряла. И замерзла. А потом еще себя от сажи отмывала. Холодной водой. И вот…
Она закрыла глаза и замолчала. А у меня душа ушла в пятки от страха, что она могла не вылезти и застрять в этой треклятой трубе.
— Солька, — выдохнула я, — больше никогда так не делай!
Она кивнула, не открывая глаз, и затихла. По моим ощущениям температура стала расти. Не знаю, где болталась Иська, но Солька уже просто горела. Меня заколотило, я никогда в жизни не чувствовала себя настолько беспомощной. Я бы сейчас душу дьяволу продала за пузырек нурофена.
Иська вернулась с миской и куском тряпки, когда паника во мне достигла предела. Я откинула одеяло, раскрывая больную девочку, стянула с нее рубашку и принялась протирать тельце раствором уксуса в надежде снизить температуру. Сначала мне казалось, что все бесполезно. Но постепенно жар спадал. Солька все еще оставалась горячей, но я видела ей немного лучше. Осталось дождаться доктора Джемсона.
Я не дура. И конечно же я задумалась о том, что со мной происходит. Я выделяю Сольку среди всех детей. По совершенно необъяснимым причинам, этот ребенок мне очень дорог. Я забыла про все свои дела и заботы, когда она заболела. Забыла про всех остальных детей и про сроки, установленные Феклалией. Мне было все равно, что будет со мной, лишь бы Солько поправилась.
Мои чувства не поддавались никакой логике и не имели никаких объяснений. Кроме одного… Самого бредового. Иська, мне помнится, говорила, что Сольку подкинули младенцем на соляные прииски. Это было, лет семь назад, девочка, как и все остальные дети, не знала своего точного возраста.
А что если, я сглотнула ком, ставший в горле, но все же додумала свою мысль. А что если Солька и есть тот ребенок, которого забрали у фиалки-Феклалии? Мы, конечно, мало похожи, кроме светлых волос у нас нет ничего общего. Но мог же ребенок родиться похожим на неизвестного мне отца? И тогда все становилось понятно. Это материнский инстинкт. Память тела, которое каким-то образом чувствует родную кровь.
Я вздохнула, провела ладонью по горячему лбу малышки. Вот уж не думала, что мне когда-нибудь доведется испытать это чувство.