Помедлила лишь секунду перед дверью в квартиру Кости. Пригладила растрепавшиеся волосы и попыталась восстановить дыхание. К черту! Нет сил ждать!
Нажимаю на звонок. Тишина. Может не работает?
Стучу, как безумная. И наконец слышу, как щёлкает замок.
Дверь отворяется. И я теряю дар речи.
— Ну, че надо, полоумная? — на меня негодующе смотрит симпатичная девушка с мокрыми волосами. — Пожар, что ль?
Мой взгляд недоуменно скользит по ее фигуре.
Придерживая одной рукой дверь, второй она сжимает на груди полотенце. За которым явно виднеется приличный живот…
— Так и будем стоять? — нетерпеливо спрашивает она.
— Простите. А Костя… дома? — выдавливаю.
— Нет его, — резко отзывается девушка.
Нет-нет… Должно быть, я что-то напутала? Может не та квартира?
— Б-барсов? — выдавливаю я.
— Барсов. Не дома, — диктует она мне, едва ли не по слогам как слабоумной. — Все?
Я что-то не так поняла… Это точно. Костя не мог. Может и поспорил, но не…
— М-можно узнать, — выдавливаю я, — а вы кем ему приходитесь?
Девушка закатывает свои светло карие глаза:
— Единственная постоянная женщина в его жизни! София. Барсова. Ещё вопросы?
Тогда-то я и попросила Владьку разыграть весь этот спектакль перед окном. Знала, что он приедет. Чувствовала, что смотрит. И сердце от боли разрывалось. Как он мог?!
В том, что его чувства ко мне не были подделкой, я не сомневалась. Невозможно так сыграть. Но делать меня своей любовницей, при беременной жене, которая очевидно примчалась из Москвы, дабы проверить своего благоверного…
Такой грязью я себя тогда почувствовала. И никакая любовь не могла заставить меня забрать отца у не рождённого ребёнка.
Однако уже скоро я узнала, что одному невинному ангелу все же суждено расти без отца…
Боже, что было с ба, когда мне пришлось признаться ей… Она требовала, чтобы я сказала ей кто отец, отхлестала меня ремнём, клялась из дома выгнать.
Наверно и выгнала бы. Да только когда результаты ее анализов пришли, она остыла.
Сели на кухне над бумажками этими, и обе непониманием что делать. И откуда она только берётся онкология эта?
— Спасибо, — выдавливает вдруг.
А я на неё взгляд недоуменный поднимаю.
— Хоть из-за твоей дурости успею правнука понянчить.
И заплакала. И я заплакала. У меня же кроме неё никого больше не осталось. Сколько бы не было между нами непонимания, она — самый родной мой человек.
Понянчить так и не удалось. Смотреть — смотрела. А подниматься с кровати уже не могла.
Так у меня получилось сразу два ребёнка: стар и млад.
Так что про Костю и вспомнить некогда было. Разве что ночами. Когда плакала в подушку, обнимая его чертов шарф, задыхаясь в безмолвном крике…