Хотя зачем заставлять кухню? Я бы ей мастерскую организовал.
— Чего ухмыляешься? — недовольно выдавливает Соня.
— Ничего, — отмахиваюсь я, и мы просто продолжаем молча есть.
Разговоры не в чести в моей семье. Не то, что шумное застолье в небольшой квартирке на другом конце города.
— Дмитрий Николаевич, здравствуйте, — слышу, как в коридоре кухарка приветствует папу.
— Отец пришёл? — шипит Соня.
— Да, у меня к нему разговор есть.
— Почему ты не предупредил? Да и вообще, нельзя было у него встретиться? Ты же знаешь, что он меня до сих пор недолюбливает… — замолкает, когда отец появляется в дверях.
— Приятного аппетита, — невозмутимо строго говорит он. — Костя, заканчивай, жду в кабинете.
— Да я не голоден, — отодвигаю стул и выхожу из кухни вслед за отцом.
Едва разлепив глаза, нащупываю телефон. Лера так и не перезвонила.
Поднимаюсь с кровати и иду в душ. Пока чищу зубы, успеваю дважды набрать ее номер. Не отвечает.
Начинаю волноваться. Они ведь в порядке? Вроде я не слишком рано. Они уже должны быть в саду.
Быстро одеваюсь и спускаюсь на первый этаж. Соня носится как угорелая, как всегда всюду опаздывая. Темка в прихожей ковыряется с кроссовками.
— И зачем было покупать со шнурками, если некому их завязывать, — бормочу я, опускаясь на присядки перед ребёнком. — Давай эти отложим, и возьмём другие?
— Нет, — возмущается Тема. — Мне эти нравятся!
— Упертый, как мама, — вздыхаю я.
Хорошенько расшнуровываю кроссы. Подхватываю маленькую ножку, и обуваю вредного сорванца. Он подтягивает джинсы, заворожённые наблюдая, как я умело управляюсь со шнурками.
Мой взгляд цепляется за пятно на его щиколотке. Синяк? Где-то я подобное видел. Подтягиваю ногу ребёнка к своему лицу и пристальней вглядываюсь в странные очертания. Будто капелька. Довольно бледна, но все же заметная.
В душу закрадывается подозрение, но все же:
— Сонь, а это что у Темы на ноге? — кричу я.
Она всего на секунду выглядывает из кухни с кружкой кофе, и, спрятавшись обратно, кричит в ответ:
— Так родимое пятно же. Единственное наследство от бессовестного деда!
— У папы такое есть?
— А ты и не в курсе, что у родного отца родимое пятно есть.
— Как-то не было надобности подобным интересоваться, — бормочу я.
Поднимаюсь на ноги и выхожу из дома.
Ранее осеннее солнце, слепит глаза. Щурюсь, проглатывая ком застрявший в горле. Неторопливо подхожу к машине. Усаживаюсь на водительское сиденье.
Моя. Ксюшка моя. Как же так, Лерочка? Почему же не сказала? Сейчас и тогда? Почему не позвонила мне и не высказала в сердцах, какой я козел ей ребёнка заделал, а сам в свою Москву укатил?