Температура в отапливаемой пилотской кабине держалась в среднем на уровне 12-15 градусов. В лёгких замшевых рубашках лётчикам было удобно и нежарко.
Следя, чтобы режим полёта точно соответствовал графику, воздушный корабль на первом этапе пути вёл сам командир.
С высоты земля выглядела причудливой мозаикой в синевато-зелёных и жёлтых тонах. Освещённые утренним солнцем, проплывали внизу сёла, поля, леса. Самолёт подходил к Мурманску, когда из радиорубки вышел Рахимов. Он опустился на лёгкий складной стул, постучал согнутым пальцем по столу и, приподняв кислородную маску, шутливо потребовал:
– Человек, бутылку пива!
Морозов усмехнулся, достал из шкафчика термос с горячим чаем, налил кружку и подал его Юсупу:
– Пожалте, гражданин хороший «жигулёвское», со льда!
Рахимов, ловко левой рукой приподнимая маску, делал один-два глотка и успевал ещё выпалить тираду:
– Ты знаешь, дядя Костя, какая сейчас погода в Мурманске? Ветер десять баллов, видимости никакой. А здесь солнце светит вовсю. Скучно идти на большой высоте на пороге стратосферы. Никакого тебе беспокойства. Летишь спокойно, не болтает. То ли дело на малой высоте в плохую погоду! Идёшь бреющим, всё мелькает, того и гляди за колокольню заденешь или фабричную трубу свалишь. Интересно! А тут никакого риска: включи автопилот, покуривай да скучай.
– Это ты брось, – возразил Морозов, привычно управляясь с маской, – риск везде есть. Сам говоришь, в Мурманске шторм. Представляю, как море сейчас кипит, волны небось с трёхэтажный дом. Остановись моторы, ну и прощай белый свет. В шторм и клипербот не поможет.
– С такими мыслями, как у тебя, трудно.
– Это почему же?
– В технике сомневаешься.
– Если бы я не верил в технику и в лётчиков, то не летал бы вот уже двадцать пять лет да и с тобой сейчас бы не разговаривал. Может, тебе яичницу сделать?
– Спасибо. Я, пожалуй, сосну малость, а вы, товарищ проводник, в случае, если будет станция с буфетом, разбудите меня...
Рахимов повалился на койку. Лежать в резиновой маске можно было лишь на спине, лицом вверх.
На щите замигала оранжевая лампочка.
– Гришина вызывает командир. – Морозов включился в сеть.
Послышался голос Соколова:
– Александр Павлович, запиши радиограмму для Москвы: «Борт СК. Идём над Баренцевым морем. Внизу сплошная облачность. Путевая скорость шестьсот километров. Курс держим на маяк Рудольфа. Через три часа будем над Северным полюсом. Моторы работают отлично. Привет. Соколов».
Вспыхнула зелёная лампочка. Командир вызывал механика. Узнав, что Рахимов отдыхает, Соколов попросил чего-нибудь поесть. Прошло нервное возбуждение, вызванное проводами и нелёгким стартом, и лётчик почувствовал, что проголодался.