– Мы ведь не спортом занимаемся. Тут не надо пытаться «быстрее, выше, сильнее». Тут надо просто получать удовольствие. А опыт придёт со временем, – он погладил юношу по волосам, заправляя светлые пряди за уши. – Я же не жду, что ты мне в восемнадцать лет будешь демонстрировать что-то невероятное. Просто доверься мне, а я буду тебе помогать. Хорошо?
Алек слабо кивнул, чуть улыбнувшись. Он впервые за последнее время чувствовал, что находится в добрых руках. Очень хотелось им довериться и отдаться. Но травмирующий опыт с отцом не давал избавиться от гложущей мысли, что это всё абсолютно показное, что через некоторое время эта вся деланная любовь и доброта лопнет, как мыльный пузырь.
Иво приобнял юношу за поясницу и приблизился, проводя кончиком языка по тонкой линии губ омеги, проникая между ними глубже, обводя язык. Рука скользнула по бедру к резинке колготок, начиная аккуратно их стягивать, чтобы не порвать.
Алек задрожал.
Ему вдруг стало очень страшно и противно. Он совершенно не хотел становиться сейчас взрослым, не хотел терять девственность с этим человеком. Юноша отчего-то почувствовал себя очень дорогой проституткой, которую богатый дяденька снял на длительный срок, чтобы просто поиграться с молодым телом.
Тёмные ресницы снова стали мокрыми от слёз. Кажется, за этот день он выплакал столько воды, сколько не смог бы и за полгода. Стрессовая ситуация обнажила всю его слабость и плаксивость.
Мужчина отстранился, большим пальцем стирая со щеки прокатившуюся слезу.
– Ну что такое, Алек? – он прижал к себе юношу, как ребёнка гладя его по волосам и успокаивая.
– Я не могу, прости меня, – омега соскочил с мужских коленей, поспешно стянул с себя колготки и, переодевшись в более домашнюю одежду, вышел из комнаты, оставляя супруга одного.
Тот слишком взрослый, он не сможет понять эмоций омеги. Альфы у них в обществе в почёте, им позволено всё. А омеги – так, расходный материал. Семьи используют их как хороший товар. Папа с детства готовил Алексо и его братьев к подобному, но юный омежка не хотел этого принимать, ему не нравились такие условия жизни. Он слишком молод для замужней жизни, он не сможет нормально вести быт, быть прилежным супругом и хорошим папой. На что он годен вообще?
С такими мыслями он вышел на первый попавшийся балкон пустующей комнаты, ёжась от ночной прохлады.
Хотелось снова начать рыдать в голос, рассказывать обо всём большой яркой луне, но его могли услышать гости. А терять перед ними лицо никак нельзя было.
Поэтому юноша сложил руки на перилах и, уткнувшись в них лицом, бесшумно заплакал. Его выдавали только трясущиеся плечи.