— Шуреш Лакшми, я на сегодня всё, больше бумажек нет. Все отгрузки тоже уже приняли.
— Да, мамми-джи, иди тогда. Я послежу за сменой и сама закрою ресторан. Ты домой?
— Домой, — Винеета благодарно улыбнулась племяннице. Та могла держать смену хоть в одиночку. Удивительная девушка.
Дорогу домой она предпочитала проходить пешком, если позволяла погода. Ей не составило бы труда отмахать на ногах и половину Нью-Йорка. Если нужно было доставить домой еду из ресторана, в этом случае она брала такси. Но вроде бы еще оставалось достаточно, чтобы накормить всю семью. Можно и прогуляться.
— Дорогие, я дома! У нас есть гости? — Винеета вешала сумку на крючок и доставала оттуда крупную карамболу.
В коридор выбежал один из младших членов семьи. Судя по его более чем вольному виду, гостей сегодня не ожидалось. Голубая кожа, алые губы и коралловые ожерелья, бряцающие при каждом шаге — всё выдавало самого обычного индусского ребенка.
— Нет, мамми-джи, гостей нет, ты можешь выглядеть как хочешь, — ребенок получил фруктину, обещанную ему еще вчера, и убежал вдаль по коридору, знаками благодаря тетушку.
— Ну и хорошо, — женщина выдохнула, и по ее невысокому телу прошла крупная рябь. Убранные в пучок темные волосы распались и расползлись по обнаженной спине. Кожа приобрела жуткий иссиня-черноватый оттенок. Две руки высвободились из-под гнета одежды. Уши отяготились огромными серьгами, а с шеи повисла длинная гирлянда бус, собранных из крошечных черепочков. И только она собралась сделать шаг в сторону ванной комнаты, чтобы вымыть руки…
— Кали-шакти, у нас молоко опять закончилось! — раздался голос с кухни. — Если ты еще не разделась, тебя не затруднит сходить?
— Дорогой, — в ее голосе было слышно вселенское терпение, — а сам?
— Прости, вишенка, я чихаю и сопливлю с самого утра, — пожаловался ее супруг, показываясь в коридоре и для упрочения своей позиции размахивая пустым тетрапаком от последней пачки молока. — Уже все окна задраил, вытяжку включил, вроде полегчало. Но боюсь, если на улицу выйду, сразу умру.
— Ладно, юбку надеть не успела, так что формально я еще не в домашнем, — глубоко вздохнула Кали, перекидываясь обратно в вид матери семейства. — Но помни, что я всё это делаю только и исключительно потому…
—…что ты очень любишь меня, — супруг изогнул синюю шею и аккуратно коснулся губами ее щеки. — И я очень благодарен тебе за это. Сейчас последний раз в скверах газоны покосят, остатки сорной травы уберут — и я буду нормальный.
Он звучно чихнул, когда за Кали, снова ставшей Винеетой Сони, закрылась входная дверь. Он думал, что хотя бы в Нью-Йорке его не догонит аллергия на пыльцу — куда там. Газоны оказались не такими уж сортовыми, как ни удивительно. Чертова лебеда пробивалась даже здесь.