Хорд хотел было возразить, что прекрасно понимает свою незрелость в сравнении с тренером. Но в свои шестнадцать лет он был твердо уверен в правильности выбранного решения. Его семья, ее правила — всего этого не знали окружающие. Объяснять подробности Хорд не имел права.
— Александр, — тренер протер глаза, но полностью выступившие слезы убрать не удалось, — я оставлю твою фотографию в зале, но рамку сменю. Она больше будет не золотой, а красной. Знаешь, что это значит? — Хорд отрицательно помотал головой. — Это символ позора. Не твоего, а тренера. Я не сумел помочь тебе, не заметил… допустил…
Тренер замолчал, уставившись в окно.
— Не знаю, что ты о себе думаешь, но до лучшего тебе еще очень далеко. Ты гусеница, которая после долгого периода роста, набора силы, опыта в какое-то время могла окуклиться и стать бабочкой. Свободно летать и пожинать нектар из цветов побед. Теперь этого никогда не случится, понимаешь? Травмы тебе залечат, ходить сможешь нормально, без хромоты, но о боевых искусствах придется забыть. Хотя, что я… ты же и сам это знаешь, не зря такой удар спровоцировал. — Тренер снова замолчал. Быть может искал, что еще можно сказать в таком случае? — Как выздоровеешь, приходи. В моем зале тебе всегда рады.
Он уходил не прощаясь, а Хорд впервые почувствовал укол вины. Это было также плохо, как и от перелома с разорванным сухожилием. Боль была другой, но ничуть не слабее…
* * *
— Он так это сказал?
— Да. Прости, что не посоветовался.
Отец не ругал. Ему не стоило пояснять, что мечта брата о вершине боевых искусств — не просто детская забава. Он был на три года младше, да и не настолько талантлив, но… Для каждого в их семье боевые искусства были чем-то вроде обязанности. Так повелось еще издавна. Они передавали по наследству техники, формирующие семейный стиль, да несколько приемов, помогающие понять стоящие за ними принципы. Распространять эти вещи было запрещено. Еще одним странным для посторонних моментом было отношение к мечтам. Их полагалось вырезать в памяти и стараться достичь. Даже если на этой уйдет вся жизнь.
— Уверен, что другого пути не было?
— Конечно. Брат действительно не так умел, как я, но это не значит, что он глуп. Ему нужно непреклонное доказательство. Повезло, что он вообще хоть кому-то рассказал о своих страхах. Ты… можешь поговорить с тренером? Объяснить ему?
— Что именно? Заветы семьи? Рассказать о демонах сердца? Сказать, что я сожалею о твоем выборе, но одобряю его? Брось, сын, не думаю, что он это поймет. Любой нормальный человек посчитает нас безумцами.