Глава 22.
– Ты очень бледная. – Спустя затянувшееся молчание констатировал Виктор. – Покойники и те румянее тебя. Может скажешь, из-за чего тебя так рубит?
Чем больше он задаёт вопросов, тем сильнее хочется вернуться в глухомань, из которой он меня увёз, запереться в домике и не вылезать неделю, наслаждаясь одиночеством – состоянием, в котором мне больше всего комфортно. Мне бы радоваться, что вот-вот к жизни вернусь, но нет, прошлое стабильно напоминает о себе, терзая и без того расшатанную психику. Искоса посмотрела на Виктора, ждёт от меня ответа, а мог бы проявить деликатность, но ему будто нравится вот так, ткнуть наугад, и наблюдать будет больно или нет, а я уже давно сплошная рана, чуть затянувшаяся. Он ещё не знает, на что подписался, даже я сама не знаю, что от себя ожидать, хотя первые симптомы уже дали о себе знать. Мне стало плохо ещё в пути, а во время первой остановки на одной из заправок окончательно скрутило. Пока Виктор и его люди курили прямо рядом с машинами, в то время как их боязливо заправляли, причём боязливо не из-за возможности взрыва, а страха перед этими людьми, меня выворачивало наизнанку в туалете небольшого кафе при заправке. Ожидание, что мне станет лучше не реализовалось. Сон, который я увидела был слишком реальным, а машина, в которой меня везли неизвестно куда, не изменилась. Незнакомая обстановка нервировала, и я начинала чувствовать себя потерянной. Я отвыкла от длительных поездок на автомобиле, от общения с незнакомыми людьми, от наличия надежды, что всё ещё может быть в моей жизни так, как я когда-то задумала.
Виктор смотрит на меня, а мне нечего ему ответить, я из того не самого приятного туалета выходить не хотела, лишь бы его машину больше не видеть. Иногда я вспоминаю то, что забыла из той ночи. Сегодня это было ощущение, как меня вдавливают в холодный металл так, что дышать трудно, хочется отключиться, но сознание ясное, и я чувствую всё в полной мере: холод, боль, его движения внутри себя, каждое из которых сопровождается скрежетом часов о чёрную гладкую поверхность, мой глубокий выдох, когда он покинул моё тело. Только тогда я заблуждалась, он остался в нём навсегда.
– Просто укачало. – Виктор знал, что солгу. Мы оба понимали, что это глупая ложь: когда укачивает, человека не трясёт и он не находится в полуобморочном состоянии.
– Мы можем поехать медленнее. – Произнёс с издёвкой. Кажется я начинаю его ненавидеть, хотя это не так уж плохо – хоть какое-то эмоциональное разнообразие.
– Не надо. – Воспротивилась слишком резко. – Чем быстрее приедем, тем лучше. Далеко ещё?