***
На Байкале особенный холод. Не мертвящий, склизкий городской мороз, от которого лязганье трамваев становится скрежетом; влажные рельсы гасят искры на поворотах. Не крепкий, сытный и сухой мороз таежной деревни, пахнущий дымом; опасный – он держит человека на поводке жилища.
На Байкале холод живой. Животворный. Он там всегда, даже в июльский зной, тогда поднимается со дна вместе с толщей воды и дышит. Но зимой от холода не скрыться, особенно когда встаёт лёд. Прозрачный или мутный, черный, синий, лазоревый, белый, с сотнями оттенков, с десятками названий и с единым вкусом обжигающей свежести. На Байкале зимой холод вездесущ – в дыхании воздуха, в прикосновении льда; от сверкающих видов стынут глаза, в них словно образуется льдинка, преломляющая пространство. Ветер обнимает за плечи гибкими пальцами, которые чувствуются даже через самую теплую куртку. Мороз обжигает будто кипятком – в какой-то момент разница в ощущениях исчезает.
От байкальского холода не избавиться, нырнув в кафе, на турбазу или в маршрутку, потому что он живет и там – сквозняком, ознобом, в любую щель сунет длинный, извилистый язык и лизнет. После льда Байкала меня всегда долго трясет, даже в самом теплом помещении – организм не сразу отдает особенный холод, который, кажется, творит какое-то важное дело, меняя тонкие настройки. Именно за этим я хожу на лёд – жить и меняться.
***
Около моего дома идет большая стройка. Сносят двухэтажные деревяшки. Две стоят уже пустые, готовые под снос. И у меня острое желание пойти в ночи и разбить пару оставшихся окон. Мне 41 год, жизнь проходит, а я никогда не била окна камнями. Нынче наведаюсь, утолю желание.
***
Не знаю, почему я вдруг вспомнила. Как-то по студенчеству мы с подругой ехали из гостей на такси, пьяненькие, хорошенькие, молоденькие. Таксист говорит: вы спойте, а я вас бесплатно довезу. Мы с Наташей спели «Орландину». На словах «сам сатана!», исполненных особенно истошно, он нас высадил на полдороге и поспешно уехал.
***
Наблюдала таинство отправления факса в эру мессенджеров. Ей-богу, масонские обряды отдыхают.
***
На байкальском пароме женщина-матрос, обветренная, как скалы, и такая же надежная, выговаривает знакомой, с утра тепленькой и веселой по такому случаю.
– Путин пить разрешил. Но! – женщина-матрос делает драматическую паузу. – Не больше одного стакана в день.
Что я пропустила в отпуске? Новый декрет вышел?
***
Надпись на стене в центре города, на улице Ленина. Ругательная. Про одного известного человека. Пишут, что он сатана, еще кто-то, еще кто-то и (внимание!) иллюминат. Так сразу стало тепло на душе: в благословенном Иркутске есть люди, которые тоже знают это слово. Интеллигентный город. Почти Европа. Прав был Чехов.