Я аж голову свернула, чтобы поглядеть на говоривших. Два обычных паренька. Вышли на остановке и пошли в авиационный техникум. Сардонически! Боги мои.
***
Последний звонок в школе я помню не очень. На единственном фото я стою улыбающаяся, машущая рукой и что-то декламирующая. Причем, в белых кроссовках и колготках в сеточку, розовой блузке и строгой синей юбке. Моды тогда вообще не существовало, были только суровые экономические реалии – 1991 год. Помню только, что все время глотала слезы и отмершие клетки эпителия слизистой оболочки, которые в народе бодро именуются соплями. Я всегда была жутко сентиментальной. Но раньше этого стеснялась, а теперь – нет.
Чуть лучше я помню выпускной в школе. Начну с того, что я написала песню. Гениальную, конечно. И очень сентиментальную. Даже не буду сейчас писать слова, а то разнюнюсь. Учитель музыки подобрал мелодию и лихо играл на баяне. А мы пели хором: «Я не хочу, чтоб в памяти погас последний этот год печально-радостны-ы-ы-ы-ы-ы-й…». Ну вот, закапало.
Впрочем, начать надо с другого. С экономических реалий. А они были таковы, что надеть на выпускной было абсолютно нечего, я даже приглядывалась к папиным сетям для ловли рыбы, но постеснялась. Нам выдали талоны на обувь, и несколько последующих лет наши мамы щеголяли в одинаковых белых босоножках на платформах, столь же удобных, сколько убогих. Девочки категорически отказались это надеть на выпускной. В итоге у меня были замшевые серые босоножки без каблуков, абсолютно не праздничные, но новые, что делало их в моих глазах черевичками с ноги императрицы. С двух ног то есть.
А еще папа достал отрез шелковой материи с набивным рисунком из Китая. Не надо только – фу! Тогда границу только-только приоткрыли, и к нам в Забайкалье потек ручеек очень качественных, фабричных китайских товаров. Ткань была роскошной, нежной, переливающейся, натуральной, чудеснейших оттенков. А условная Эвелина Сидоровна из местного ателье, по-моему, сразу родилась с руками из попы. И еще без глаз. И без мозга. Последнее обстоятельство способствовало тому, что я получила на выходе жуткое платье фасона от «тети Моти» с жабо на груди. Я рыдала. До сих пор иногда рыдаю, когда хочется поплакать, а других поводов нет. Надела я потом это платье еще один раз и больше не стала, ибо кто же уродует себя по собственному желанию?! Далее. Прическу, разумеется, мы все делали по домам. Мама накрутила на мои волосинки («волос – на три драки», – говорила моя добрая тетя Лида) термобигуди, которые мы всегда кипятили в какой-то железной лоханке, из коей кот любил лакать. Потом это все было расчесано, получился гибрид барана с одуванчиком. Как говорится, если живенько, то хорошо. Макияж не сохранился в памяти. Наверное, что-то было в виде черной обводки.