Он сидел, не шевелясь, и смотрел ей в глаза как завороженный.
— Микеланджело.
Как много радости может быть в простом звуке твоего имени, хотя целыми днями ты внимаешь ему равнодушно.
— Контессина.
— Я занималась в своей комнате. Потом услышала, что кто-то здесь ходит.
— Я не смел и подумать, что увижу тебя. Меня привел сюда Бертольдо, мы смотрам статуи.
— Отец не хочет брать меня с собой в Сады, пока не наступит весна. Ты не думаешь, что я умру?
— Ты будешь жить и родишь много сыновей.
Яркий румянец залил ей щеки.
— Я тебя не обидел? — спросил он извиняющимся тоном.
Она покачала головой.
— Все говорят, что ты очень груб. — Она шагнула, приближаясь к его стулу. — Когда я стою рядом с тобой, я чувствую себя крепкой. Это почему?
— А когда я рядом с тобой, я смущаюсь. Это почему?
Она засмеялась, весело и непринужденно.
— Я скучаю по Садам.
— Сады скучают по тебе.
— Я и не думала, что там замечают мое отсутствие.
— Замечают.
Он сказал это столь горячо, что она нашла нужным переменить тему.
— Как идет у тебя работа — хорошо?
— Non с'е male.
— Ты не очень-то разговорчив.
— Не стремлюсь быть говоруном.
— Тогда почему ты даешь говорить за себя глазам?
— А что они говорят?
— Они говорят такое, что мне очень приятно.
— Хорошо, если бы ты мне пересказала. У меня нет с собой зеркала.
— То, что мы думаем о других, — наша личная тайна.
Он догадывался, что его видят насквозь, что он выказал ей чувства, которые не сумел бы назвать и сам, — в этом было что-то унизительное. Он опустил голову и взял в руки свой лист с рисунком.
— Мне надо работать.
Ома топнула ногой.
— С Медичи так не разговаривают. — В глазах ее вспыхнул гнев, они вдруг потемнели, утратив свою прозрачность, затем по лицу ее скользнула слабая улыбка. — Больше таких глупых слов ты от меня не услышишь.
— Non importa. Я и сам не скуплюсь на них.
Она протянула ему руку. Рука была маленькая, с хрупкими пальцами, будто птичья лапка. Он понимал, что стискивать такую руку в своей грубой ручище нельзя. Но через секунду он уже чувствовал, как горячо, порывисто и сильно сжимает ее и как она отвечает ему столь же крепким пожатием.
— Addio, Микеланджело.
— Addio, Контессина.
— Удачи тебе в работе.
— Grazie mille. Спасибо.
И она вышла из отцовского кабинета, а он все еще чувствовал легкий запах ее духов, чувствовал, как рука его упруго наливается кровью, будто он долго работал превосходно пригнанным увесистым шпунтом из шведского железа.
Его красный карандаш вновь упрямо чертил по бумаге.