- Здорово, Гвэни, - поприветствовал меня дядя, приближаясь и я привычно-изумлённо захлопала глазами.
Вот как ему удаётся подходить так тихо и незаметно, что даже медвежьим слухом не услышать?!
Гвэни, или Гвэнифер, как меня звали бы, родись я на родине дядюшки, старый ведун зовёт меня лишь когда я в обороте. Так уговорено, с малолетства ещё: чтоб не забывала, что не я это настоящая, а личина.
Не спеша становиться Йеннифер, или «девочкой», сграбастала сухого, как жердь старика с косматыми чёрными бровями когтистыми лапами, прижала к мощной груди, заурчала утробно.
- Ну будет, дочка, будет, - растроганно прошептал дядюшка, зарываясь пальцами в косматую звериную шкуру.
Но я всё же не спешила с обратным оборотом: соскучилась так, что сердце вот-вот разорвётся, а такие нежности старый ведун допускал лишь когда я в личине. В человеческом обличье дочкой меня звал редко, больше пигалицей да егозой, девочкой ещё. Строгий у меня дядюшка, суровый даже. Но это для тех, кто в суть глядеть не
умеет, сердца не видит. Оттого и строгость напускная: ведь такое сердце у старого ведуна мягкое, приходится обручами сковывать, чтоб не дай Вещунья не разорвалось от жалости ко всему живому...
В детстве я часто оборачивалась кошкой и слезала с печи к дядюшке на лавку: мурчала, лапами мяла, вдыхала самый лучший запах в мире - дядюшкин, трав да пряной прелой листвы, не могла надышаться.
- Ишь, бесстыдница, - говорил старый ведун, почёсывая мне за ушком. - Ну я тя отхожу хворостиной, седмицу сесть не сможешь.
И при этом гладил, гладил.
И ни разу не то, что пальцем не тронул, голоса на меня не повысил!
.Даже в зверином теле я ощущала, как дядя похудел за эти два круга, осунулся. Сгорбился. Чудом сдержала порыв поделиться силой - за такое ведун, пожалуй, и ухо надерёт. Г ордый уж больно. Деньги ещё, шерпыхаясь, возьмёт, лекарства тоже, а вот такой откровенный намёк на утрату чарсилы ни в жизнь не простит. Говорю же, гордый!
- Йе-ення-я-я-я!!! - раздался тонкий, но всё же оглушительный писк.
На крыльце стояла рыженькая девчушка с босыми ногами.
Ахнув, я обернулась в тот же миг.
Лямки сползли с плеч, мешок грохнулся оземь.
- Со-о-оль!!! - похлеще девочки завопила я, подхватывая попискивающую от радости малышку на руки.
- Оголтелые, - проворчал дядюшка, глядя на нас с девочкой повлажневшими глазами.