Он смотрел на эту красную как рак размазню и раздражался. Она так походя и легко прощает какой-то злобный разбалованный биомусор, который в своей жизни наверняка ещё много чего мерзкого натворит, а ему не прощает даже незначительную мелочь! Ну как так?!
— Хорошо, делай, как знаешь, — он проскрежетал зубами, — Но имей в виду! Это — первый и последний раз, когда ты мне переходишь дорогу! Тем более, не уведомив меня о своих намерениях. Ты меня поняла?
Девушка как-то неловко и порывисто передёрнула плечами, но ничего не сказала, хотя было видно, что могла…
— Так что там у нас, Козинцев, с конфликтами в трудовом коллективе, м-м? — Евгений Константинович отвернулся от несчастного Козинцева, который от напряжений раздулся, как шар, готовый выродить сентенцию про конфликты и бросил быстрый взгляд на вторую парту, за которой сидела довольная Она.
«Чему ты, интересно, так радуешься, дорогуша? Что обвела меня вокруг пальца или что? Я, как последний дурак, пыжился, карал твоих обидчиков, а ты всех втихаря попрощала.
Могла бы и мне про свои намерения рассказать!» — мужчина поёрзал, принимая более удобное положение.
Пора покупать новые штаны. Эти — слишком тесные, давят и натирают. Причём, в самых неожиданных местах…
Удобное место никак не находилось, потому что проклятая Мать Тереза сегодня вырядилась в легкомысленный свитерок, едва прикрывающий талию.
Кто, вообще, придумал такие модели?! Это же глупость несусветная — согревать грудь и шею, но оставлять голым продуваемым всеми ветрами пупок.
К сожалению, у него очень хорошая зрительная память! В голове запечатлелся её вызывающий вид, когда девушка проходила по ряду и усаживалась на своё место, словно специально демонстрируя преподавателю свои обнажённые пупки со всех возможных сторон.
Чёрт возьми, что такое! Чем больше он на неё злился, тем больше её же хотел! И от этого злился ещё сильнее…
Память внезапно подарила идиотскую картинку пробуждения в ту их последнюю фривольную пятницу… Вернее, субботу после пятницы… ЧЁРТ!!!
Евгений Константинович снова поелозил задом по стулу и, так и не найдя позу, в которой было бы удобно, слегка отъехал на стуле от стола и положил ногу на ногу.
Зачем он тогда напялил те идиотские белые трусы? Хотел что? Показать свою с ней солидарность?! А если бы она, как, в принципе, предполагалось, на этот раз была в чём-нибудь другом?
Например, в той красненькой штучке, совершенно не предназначенной для спанья…
ЧЁРТ-ЧЁРТ-ЧЁРТ!!!
— Козинцев, у тебя что? Шило в одном месте? Что ты всё крутишься?! Представь, что ты на сцене и за трибуной! Справа от тебя — хрупкий графин с водой, а слева — председатель вашего профсоюза, подруга твоей мамы, которой ты, между прочим, только что двинул по морде рукой!