А у Василия интерес проснулся: «Дед Иван, а расскажи ещё про кого-нибудь. Вот, водяные, например, есть?». «А как же, конечно есть. И лешие, и русалки, и домовые, и кикиморы, и нежить всякая – вампиры, вурдалаки, то же есть» – задумчиво сказал дед. Но они уже въезжали в деревню и тут к телеге подошел незнакомый парень. Он был высокий, крепкий, с копной кудрявых черных волос на голове, похожий на цыгана, такой же смуглый. «А это, Василий, мой племянник – Пашка, знакомься!» – дед Иван кивнул в сторону парня. Тот подошёл и как взрослому протянул ему руку, Вася пожал её. Парень улыбался ему как старому знакомому, а потом наклонился и что-то прошептал на ухо Порфирьичу и показал рукой на крайний дом. Там жила старуха Никифоровна. Была она женщина дородная, непонятного возраста, с большой бородавкой на носу. Ни с кем она не общалась, да и соседи не сильно то и стремились к общению с ней и обращались только в случае необходимости. А сейчас она стояла около калитки и зло смотрела в сторону проезжавших на телеге Васю и компанию. Седые, спутанные волосы выбились из-под платка. Губы шевелились, будто, что-то она бормочет под свой крючковатый нос. И тут Васёк увидел, что одно ухо у неё заклеено пластырем, и какое-то маленькое. Никифоровна заметила его взгляд, дернулась от калитки и натянула на обрубок уха платок, и заскочила в дом. Пашка хохотнул, дед покачал головой, а Вася непонимающе захлопал глазами. Пашка начал рассказывать анекдоты и сам над ними смеялся. А Вася его не слушал, у него было от чего задуматься. Тут они подъехали к одному из домов, хозяева уже их ждали. Лошадь с телегою завели во двор, а Ваське предложили идти домой. Вася пошел было к дому бабушки, но вспомнил про велик, который оставил в телеге и вернулся. Снимая велосипед с телеги, он услышал разговор Ивана Порфирьевича с хозяйкой. Та сказала, что печь уже топится, а больная ждет его. Дед велел ей обождать на улице, а сам с Пашкой зашел в дом. Хозяйка ушла в огород, а Васек взял цинковое ведро, перевернул его к верху дном и подставил под окно, его распирало любопытство узнать, что там делается и почему летом топят печь. Встал на него и поднявшись на цыпочки, заглянул в окно.
Посреди комнаты сидела на стуле молодая девушка. Горел огонь в печи. Пашка подал деду Ивану простынь. Которую тот накинул на девушку, укрыв с головы до пола, так что её не стало видно. А сам подошел к столу и стал выкладывать на него какие-то предметы, из сумки, которую принес с собой. Потом зажег тонкие свечи, и с одной из них подошёл к больной. Стал делать пассы руками над ней и водя руками вдоль силуэта сверху вниз и наоборот, губы его шевелились, как будто он что-то говорит. Ни чего, конечно, слышно не было. Так продолжалось довольно долго, свечка практически полностью прогорела. Тогда он закинул огарыш свечки в печь, а в руки взял куриное яйцо. Повторилось то же самое, что и до этого, только в одной руке дед держал яйцо, а в другой свечу. Он продолжал делать пассы руками и что-то говорил. У Васьки уже затекли и руки, на которых он держался за окно, и ноги, стоять на цыпочках было очень неудобно. Он хотел уже спрыгнуть, но увидел такое…, что заставило его прижаться лицом к стеклу, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Дед Иван резким движением разломал скорлупу и оттуда выпрыгнула маленькая зеленая ящерка, или существо похожее на ящерицу. Он ловко её подхватил. Раз – скорлупа и ящерка полетели в печь. Огонь вспыхнул, как будто туда бросили коробок спичек.