– Ничего не получается! Ничего! Как тут работать? Вот только скажи мне, как работать?
– А что ты от меня хочешь? Зачем ты привлекаешь мое внимание? Чем я тебе помогу? Ничем! Если ты ни черта не можешь, значит, проблема в тебе! И разбираться с твоей дурной башкой я не собираюсь! Нашла идиота. Без будущего и несостоятельного. Слабого во всем. Как меня это все достало!
Она поднялась и театрально закрыв руками лицо, вышла из комнаты прочь.
– А меня и бесила ты. Нахмуренная приблудка. Думаешь, так легко сосредоточиться, когда у тебя за спиной в недовольстве сопят? Когда шею тебе сверлят озлобленным взглядом, будто собираясь вот-вот броситься и разодрать плоть? Да и проваливай. Я как раз раздумывал над тем, как тебя прогнать. Ты ведь только по пятам ходить умеешь и больше ничего. Бездарная сволочь.
Разодрав тетрадный лист бумаги на клочья, он закончил ругань и, не услышав ничего в ответ, оглядел комнату, словно ища продолжения, но от девушки осталась лишь душная гордость, от которой легкие выворачивало на изнанку, от которой мешался рассудок, от которой возникало желания с силой сжать руками собственное горло…
И он, уродливо ссутулившись, сидел на месте, лицом к дверному проему, опустив в горе руки между ногами, а потом, не отдавая себе отчета, поднялся с места, не замечая никаких разрушений. Просто встал. Молча. Пошел следом за женой, словно все дороги вели к одной ней.
– Зачем пришел? Не хочу тебя видеть! Все равно со мной не разговариваешь, – на обиженной ноте заявила она, уставившись в окно. – И не надо меня трогать. Не трогай меня!
Маргарита шипела и дергала плечом пытаясь сбросить руку, но Константин стоял далеко, почти что в коридоре, с, конечно же, скрещенными на груди руками.
– Убери свои руки! Мне противно.
– Я и не трогаю тебя.
Стремительно она обернулась с такими выпученными глазами, наполненными смесью глубокого удивления, недовольства и испуга от собственных чувств… Она буквально не понимала, что ей ответить и что теперь вообще думать. Ее как будто назвали психически больной, и как будто она свою психическую болезнь только что проявила во всей красе, хотя до этого во весь голос кричала о полном здоровье.
– И не надо меня трогать. Не надо меня никак успокаивать. Если ты вдруг не заметил, то у меня нет настроения ни на что! Ни на разговоры, ни на…
Пропуская все сказанное мимо ушей, он устало уселся за кухонный стол.
– Знаешь, нам все же не помешало бы успокоиться. Скоро придут…
– Это дурацкая затея. Не надо было никого звать. Не хочу никого видеть!
– Они вот-вот нагрянут. Нынче ничего не изменить.