Он смотрел на её тонкий профиль, на безмятежно поднимавшуюся и опускавшуюся грудь и думал о том, как же сильно он хочет эту девочку; хочет до такой степени, что уже не в состоянии думать ни о чём другом. Всё валилось из рук, он часто задумывался над бумагами, забывал о завтраках и ужинах, и дело даже дошло до того, что камердинер Кузьма сегодня утром сказал ему: «Жениться вам надо, барин!»
Ещё он подумал, что, женившись, не будет выпускать Лизу из спальни до тех пор, пока… нет, он вообще не будет её оттуда выпускать! То, что Лиза ничего не знает о физической стороне любви, не знает даже того, о чём могла бы поведать ей мать, представлялось ему несомненным плюсом: он сам научит её всему, она будет выполнять все его желания, принимая их как должное. Не знающая и не ведающая, она станет ему идеальной женой, поскольку в плотских утехах Сергей Афанасьевич был тоже гурманом.
Эти мысли распалили его до такой степени, что Дивов потерял над собой контроль: он сильнее прижал к себе Лизу, второй рукой повернул её лицо и страстно поцеловал. Её губы, мягкие и упругие одновременно, напомнили ему клубнику, и он даже застонал от вожделения, засасывая в себя их невинный аромат. Его язык скользнул по её ровным прохладным зубам, дотронулся до испуганно отпрянувшего язычка, и тут Дивов пришёл в себя. Он отстранился от девушки, опустил голову и прикрыл ладонью глаза.
– Боже, Лиза, – сдавленно произнёс он. – Я совсем сошёл с ума… Я не хотел тебя напугать… Прости мне… прости мне мою несдержанность, прошу тебя! Я так сильно люблю тебя, что… ни о чём другом не могу думать!
Лиза сидела молча, не шевелясь. Он взял её ладонь и приник к ней в поцелуе, повторяя мольбу о прощении и уже не надеясь получить ответ. Наконец они подъехали к дому Лизы, и она выскользнула из кареты, не сказав ни слова и не взглянув на него.
Сергей Афанасьевич откинулся на подушки и глубоко вздохнул: ощущение, что он одним махом погубил всё, что мог, не оставляло его.
– Боже мой, какой же я глупец! – простонал он. – Какой безмозглый, абсолютный глупец!
Он потёр рукой пылающий лоб и закрыл глаза: надо постараться всё исправить, надо придумать, как можно повернуть ситуацию в свою пользу, как-то вывернуться из ловушки, в которую он сам себя поймал. Но непроходящее возбуждение мешало думать…
– Барин, – подал голос до того молчавший кучер. – Куды таперь? Или здеся выйдешь?
Дивов ещё раз вздохнул: что же делать?!
– Поехали на угол Певческого проулка и Сухого оврага. Знаешь, где это?
– Я, да не знаю! Шутить изволите, барин! – ванька щёлкнул кнутом.