⠀ – Пусть сдохнет гадина, падлючина, оморочила всех мужиков, все беды из-за неё на хуторе нашем, нехай тамочи Архангелам и поясняет ведьмачьи дела свои, – не унималась Дунька. Фекла и Аксинья причитали, что третий отел мрет. А у соседа, молодого паренька, мехирь на жинку не встаёт, как Марфа взглядом того одарила. Вспомнили разгневанные соседушки, что и муж Дунькин пропал без вести. А тот мужик, кто в лесу с ней повстречается – горячкой мается, да снится Марфа каждую ночь, в непристойном виде во сне домогается.
Гришка еле остановил баб не добивать ведьму:
– Поучили, нехай знает. А то ж не бачила ни кого, в реку её, човеном поплывёт, може быть кудой и вынесет. Не берите греха на душу. Моя то заботушка и обида. Ни душегубьте, – Гришка отпихнул баб, проверил пеньковые верёвки на запястьях бедняжки. Запихнул для верности несколько речных камней, покрупнее, в мешковину на голове Марфы. Затянул узел на шее, пока бабы не смотрят.
⠀ Тело её рвануло с быстрым течением пенистой Безымянки, цепляясь какое- то время за остролистые камыши. А потом исчезло из виду учинителей правосудия. Ночь седая укрыла их под своим кровом, а река унесла тайну.
⠀Сидор хватился Марфу, когда уже коров с выпаса погнали пастухи. Колокольчики бренчали, оповещая о наступлении сумерек.
***
– Ох, девица, как приключилась эта беда с тобой? Что ж за злыдень мог такое свершить в человечьем облике с лепотой неземной? – старик в серой льняной рубахе на выпуск, перепоясанной веревкой из дикой крапивы, будто юноша удалой легко наклонился и твердой хваткой в руках подтащил девушку на берег. Марфа попыталась подняться, упираясь локтями в мелкий песок. Голова пошла кругом. Дикая усталость одолела все тело. Ледяной озноб до трясучки вывернул пустой желудок. Дедок только успел резво отскочить, бедняжка, хоть и соображала в тот миг с трудом, заметила эту небывалую резвость дремучего старца. Особенно удивили причудливые узоры, вышитые на рубахе. Ноги его были в чунях пенечных, которые уже век как не носил никто.
– Где я, старий?– Марфа плакала.
– В дивном месте, где давным – давно, туточки возле броду, святый Князь Игорь с войском своим схлестнулся на смерть с половцами Хана Кончака. Этот брод еще разбойнички заприметили, когда путь шелковый здесь кряж Донецкий обходил, и ватагами на караваны нападали. Бесчинствовали люто. Донцы своих петровским волостям не выдавали, вот всякий люд тут осел с тех еще времен. А я туточки живу, дед махнул тощей рукой в сторону сухонького дерева, борющегося со смертью у подножия белоснежной скалы.