После Ист-Энд-авеню она повернула на запад, к Йорк-авеню, и на пути ей встретился утомленный ресторанный завсегдатай. Она отчетливо ощутила запах пищи и с отвращением поморщилась.
Как можно есть такие отбросы! Ее мысли задержались на одном воспоминании – о персиках, которые они собирали с дерева, росшего на заднем дворе, еще в Саванне, – персиках, сочных, желто-красных... Ей хотелось, чтобы у нее сейчас был такой персик.
– Пожалуйста, Мириам, – тихо произнесла она вслух, – помоги мне.
К тому времени, когда впереди наконец появился дом Мириам, девушка была уже просто вне себя. Как Сара ни старалась, она не могла понять, что ей нужно. Как будто сама жизнь была той пищей, которая ей требовалась. Но что такое творилось в ее организме, что могло бы объяснить подобное стремление?
Сара позвонила. Почти в то же мгновение щелкнул замок, и дверь распахнулась. В темноте коридора стояла Мириам. Вытянув руки вперед, Сара прижалась к ней со вздохом облегчения. Мириам, беззвучно закрыв дверь, обняла Сару. Мириам умела быть такой нежной.
Немного успокоившись, Сара начала бормотать, выражая благодарность, объясняя, что поняла теперь ценность дара Мириам и что именно долголетия она и стремилась так упорно достичь в своей лаборатории.
– Это еще не все.
Да, правда. Несмотря на ее облегчение и радость, эта ужасная, безудержная потребность не проходила – и вместе с ней росло отвращение к нормальной еде. До сих пор она не задумывалась над тем, что ест Мириам. Ее замешательство объяснялось, вероятно, тем, что у нее отсутствовало инстинктивное стремление к тому, что ела Мириам, и что должно было теперь стать и ее собственной пищей.
– Идем, – Мириам взяла ее под руку и повела наверх. Лестница и холл были ярко освещены. Мириам открыла дверь в темную комнату.
– Это моя спальня, – сказала она. – Ты была здесь вчера.
Мириам ввела Сару туда и закрыла дверь. Саре потребовалось несколько секунд, чтобы освоиться в темноте. Мириам положила ладони ей на плечи и усадила ее.
– Жди. Я собираюсь утолить твой голод. Приготовься, Сара. Это будет совершенно неожиданно.
Сара повиновалась спокойной уверенности этого голоса. «Она рада меня видеть», – пришла ей по-детски восторженная мысль. Раздался высокий пронзительный звук, подобный визгу умирающего кролика.
– Открой рот! – тон Мириам был теперь резким и требовательным.
Горячий поток заструился по ее горлу, горячий, пульсирующий, – в то время как пронзительный визг становился все тише и тише, растворяясь в темноте комнаты. На одно ужасное мгновение Саре показалось, что это поток мочи – он был таким горячим и солоноватым, – но то воздействие, которое он на нее оказал, почти сразу же развеяло все ее сомнения.