Он ушел – грустный суровый старый воин среди руин своих надежд. Том провел рукой по волосам. Он понимал чувства Сары; сам он даже и помыслить не мог о том, чтобы попытаться пробить эту стену. Корпорация здравоохранения была воистину непробиваемой – сборище безнадежных бюрократов. Их беспокоило только одно: больничные помещения должны использоваться по назначению, а не для туманных научных исследований. Ирония судьбы: тайна самой смерти могла быть раскрыта – и, возможно, навеки утеряна – в бюрократической неразберихе.
Том взглянул на часы. Девять тридцать. Это был чертовски длинный день. Небо снаружи уже стало серо-черным, и звезд не видно. Скоро, наверное, пойдет дождь, предвестник весны. Взяв пиджак, Том выключил свет. Может, повезет и он окажется дома раньше Сары, тогда ее ждет роскошный обед. Этобыло единственное, что он мог сейчас для нее сделать, – ведь битву за ее карьеру он проиграл. Годы пройдут, прежде чем бюрократы из других институтов оценят важность ее работы и, подобрав жалкие крохи – результаты ее исследований, – задумаются, не пригласить ли ее поработать.
А пока остается лишь смотреть, как она ведет растительное существование в Клинике сна; она вернется к своей старой работе и будет осматривать поступающих в больницу пациентов на предмет состояния их здоровья – перед тем как они начнут курс лечения. Если, конечно, ее можно будет убедить вернуться к этому.
Тучи опускались все ниже, когда Том шел по Второй авеню к их дому. Порывы ветра расшвыривали вокруг него бумажки и пыль и приносили большие холодные капли дождя. Молния мелькнула среди туч. От Риверсайдского центра до их квартиры надо было пройти четырнадцать кварталов. Обычно прогулка его бодрила, но только не сегодня. Он пожалел, что не взял такси, но оставалось уже недалеко, и брать такси не имело смысла. Дождь пошел сильнее, и Том обрадовался, увидев впереди залитый ярким светом вестибюль их дома.
Алекс – швейцар – приветственно кивнул ему. Поднимаясь на лифте до двадцать пятого этажа. Том продумывал меню обеда.
Квартира их напоминала холодильник. Утром погода была по-весеннему мягкой, и они оставили окна открытыми. К вечеру же все изменилось, поднялся ветер. Он носился по гостиной, полный таинственных запахов, принесенных откуда-то издалека. За окнами поблескивали городские огни, еле различимые сейчас из-за стремительно несущихся языков туч, в которых ярко вспыхивали молнии.
Закрыв окна. Том поставил обогреватель на 85°[20], чтобы прогреть квартиру. Затем он занялся обедом. Эта работа оказалась неожиданно утомительной. Повар из него вышел бы неплохой – его отец об этом позаботился, – но из-за позднего времени и мучительной досады ему хотелось лечь в постель и забыть весь этот чертов день.