Быть может нас кто-то под снегом найдет.
А завтра завоют снаряды и бомбы, И снова в атаку под крики «Урааа!..», И многим осколки порвут гимнастерку, И грудь обожжет от осколков дыра.
И вновь в батальоне большие потери, Хотя так при каждой атаке у нас, Но мы, погибая, в себя все же верим, —
Никто не отбросит врага, кроме нас.
Наш путь до победы усеян телами, Но ради страны не жалеем себя.
Мы знаем, поднимем Победы мы знамя
И Родину нашу обнимем, любя.
Зима пургою заметала,
А в Волге горела вода.
Смотрел Сталинград усталый,
В упор он смотрел тогда,
Как серая, грязная масса
Сдаваться к нему идет,
И видел он много касок,
Стрелявших в его народ.
Хотелось на них обвалиться
Остатками всех домов,
И окон пустые глазницы
Смотрели в упор на врагов.
Смотрел он на них с презреньем, Как кровь, кипела вода.
И быть не может сомнений
В его правоте никогда!
Поймали как-то мы фашиста,
Был сорок третий год, зима.
Налили ему граммов триста,
Чтоб не замерз, а старшина
Насыпал ему даже каши, —
Пускай поест, ведь пленный он, Пусть знает, что не звери наши.
Ганс попросил аккордеон.
Но нет его, а есть гармошка,
Давай, пляши-ка, немчура.
Поразвлекал он нас немножко
И вдруг уснул, ну, брат, дела…
Да, развезло от водки нашей,
Куда там их поганый шнапс.
Так он неделю в роте нашей
Нас развлекал, а тут приказ:
Доставить в штаб. Кому охота? —
Мороз под тридцать и пурга.
Что будем делать-то, пехота,
Как не нарушить нам приказ?
Поел наш Ганс в последний раз, Налили водки на прощанье,
Пустили в поле одного,
Беги, дружище, до свиданья…
И застрелили мы его.
А в штаб ушел рапорт короткий, Мол, при побеге был убит.
Орал, конечно, сильно ротный,
Да ладно, все война простит.
Взлетел последний самолет
из Гумрака под Сталинградом —
Теперь уж смерть фашистов ждет, она совсем уж близко, рядом.
В шинелях тоненьких своих
они к траншеям примерзают.
Пускай теперь постигнет их,
что хорошо все наши знают.
Еда закончилась совсем,
мороз становится страшнее…
И будет им, быть может, – всем, теперь могилою траншея.
Им не вернуться по домам —
осталось сдохнуть или сдаться.
Теперь пусть знают, что война —
не марш парадный.
Пусть боятся!
И все же дрогнули они,
и потекли рекою гадкой
сдаваться…
И смотрели мы на них с презреньем, Сталинградцы,
Мы никогда им не простим
разруху городов, смерть близких; За всех мы гадам отомстим,
Воткнем свой флаг в Рейхстаг фашистский!
Я пишу тебе с передовой,
Карандаш химический слюнявлю,
Я, конечно же, хочу домой,
Но вернусь ли – я сейчас не знаю.
Мы тут крепко бьем сейчас врага, Наконец-то немцы отступают,