– А мы на машинках покатаемся? – Снова не выдержал малыш на очередном витке своего незамысловатого маршрута.
Папка издал грудной гул, который был больше похож на «нет», чем на «да» и кивнул головой. Мать молчала всю дорогу, нервно и болезненно поглядывая на мужа, вероятно вспоминая вчерашний звонкий вечер, где возможно был мордобой и не факт, что дрался супруг. Ее понурое бессилие, казалось, отягощало весь остановочный воздух.
Минуты шли. Автобус не приходил.
Папка мучился.
Как сказочная фея, попавшая в подземелье к злым гномам, металась его пьянчужная душа в чужеродной среде отцовской ответственности. И если бы мы смотрели прямо ему в глаза, то, наверное, уловили бы тот момент, когда он ментально исчез.
В очередной раз, дернув головой, он подозвал сына. Тот подбежал с горящими и готовыми к общению глазами.
– Г-гы, дай, г-гы, – с приблизительно такими неопределенными и неразборчивыми звуками, он двинул рукой к пакету с трубочками.
Мальчик радостно и доверчиво протянул их отцу. Тот, быстрым ухватистым движением развернув пакет, достал одну, и, резко обогнув стенку остановки, торопливыми и размашистыми шагами пошел вверх, по пригорку, к желанному магазину, на ходу засовывая в карман украденную трубочку. Он не прикоснулся к сыну, ничего не сказал ему, не оглянулся. Мальчик, ошарашенный, постоял несколько секунд, а потом медленно и испуганно, как пассажир на краю перрона, который боится, что сейчас из-за угла выскочит поезд и собьет его, выглянул из остановки и смотрел вслед удаляющемуся отцу. Его прекрасные глаза заполнялись прозрачными голубыми слезами. Слезы, сливаясь в огромные, круглые капли, скатывались по пухлым щекам и падали на пыльную землю.
Мать, наблюдая эту пятисекундную сцену насилия, не двинулась с места. Похоже, для нее, исход события был очевиден. Она еще больше погрустнела, снова переступила с ноги на ногу и подошла к сыну. Утешение? Нет. Она не проявила никакого утешения. Положив тяжелую ладонь на маленькую спину, она неопределенно буркнула:
– Ну, что ты…
Малыш повел плечами, стряхивая ладонь матери, и снова стал вглядываться в колышущийся воздух, уносящий родную спину, как Ассоль вглядывалась в море, провожая глазами своего Грея. Когда папка исчез из видимости, мальчик уткнулся лицом в ноги матери. Все несладко стало для него в этот момент, и трубочки, и катание на машинках, и мороженое.
Почти никто на остановке не заметил произошедшего. Только девушка с подарочной коробкой. Глубоко пораженная событием, стояла она и смотрела своими умными и интеллигентными глазами на катастрофу маленькой детской души. И, как любой интеллигент, мысленно пыталась исправить ситуацию, в растерянности поглядывая то на свою коробку, то на мальчика. То на коробку, то на мальчика. Она стала взвешивать в своей умной голове, что ее коробка, вероятно, не утешит мальчика настолько, насколько нужно, или утешит, но не доставит удовольствие, вдруг он не хочет этот подарок. И так далее, и так далее, и так далее…