Двери моей души (Сержантова) - страница 57

Виноградный лист наигрался и выплеснул остатки дождя, не глядя, вниз. Облил лягушку с головы до ног. Та утёрла нос тыльной поверхностью руки:

– Была не была! – и прыгнула в пруд.


Закашлялась вода, до пены. Неряшливо огрызенный, лист клёна обернулся тёмной своей стороной. Улитки гроздьями попадали на дно, раскрыв парашюты придонной мути.

И это всегда так. Если со стороны. Взгляд, мнение, упрёк. Мешается всё. У всех. Не только у людей.


Скользкий момент


Скользкие моменты существуют для того,

чтобы их посыпали песком обсуждения!


На коже леса начали проступать ржавые пятна рассвета, а мы всё не могли разойтись и наконец улечься. Ещё час-другой, и в этом не оказалось бы смысла. Мы не смогли бы вот так вот просто, безответственно улечься и проспать новый день с его не отведанными событиями. Накануне я встретил старого друга. Из той породы людей, редкие встречи с которыми не влияют на глубину и силу отношений. Такие друзья – как деревянные гвозди, на которых натянуты струны твоей жизни. Какова бы ни была сила, с которой они прикручены к ним, но если рвутся, то причина тому безудержно трагична. Её лучше не поминать.

Говорили мы обо всём. Потревоженный радостью встречи пруд нашей памяти поднимал события из жизни бессистемно и сумбурно. И это лишь добавляло очарования нашим посиделкам.

– Ты представь только, я помню те поставки консервов, из ленд-лиза!

– Да ты что?!

– Сам вот только понял! Какой же это год был… По-моему, 1954-й. Чтобы открыть банку консервов, надо было повернуть такой ключик, и крышка скручивалась в трубочку. А там – свинина, слоями. Слой мяса, слой сала. Полосатенькое. Мы ходили в военную часть нашего городка и на школу выделяли такие консервы. И, когда мы, мальчишки, открывали эти банки, то это называлось «Открыть второй фронт».

– О, я видел такую банку однажды.

– Где?

– Мы ныряли в Азовском море на затопленную у берегов немецкую баржу. Там было много всякого. Хрустальный графин для их шнапса, бутылки с красным вином, банки с такими консервами. И каски наших солдат, расстеленные пулемётные ленты. Много.

– М-да… А в каком году?

– В 1974-м…

Мы помолчали немного, из уважения к тем, которым так-то вот не поговорить. И я продолжил:

– Графин я принял сперва за медузу.

– Не достал из-под воды?

– Нет, почему, достал. Но на что мне вражеское барахло? Подарил мальчишке. Их много всегда бывало на берегу, когда мы погружались под воду.

– Да… мальчишки… Они, как медузы, или как грибы в осеннем лесу. Вездесущи, скромны и любопытны…


Тут на ногу мне запрыгнул небольшой лягушонок. Подобрав под себя задние лапы, устроился, как зелёный котёнок и стал смотреть на моего друга. Тот рассмеялся от неожиданности: